Page 709 - Архипелаг ГУЛаг

других, грязных и голых (смена), вылезали наверх и тщательно мылись (глина шариками
затвердевала на волосах тела, её нужно было размачивать или срывать вместе с волосами).
Все эти работы уже велись, когда раскрыт был беспечный подкоп режимки–барака–8.
Легко понять не просто досаду, но оскорбление творцов за свой замысел. Однако обошлось
благополучно.
В начале сентября, после почти годичного сидения в тюрьме, были переведены
(возвращены) в эту же режимку Тэнно и Жданок. Едва отдышавшись тут, Тэнно стал
проявлять беспокойство — надо же было готовить побег! Но никто в режимке, самые
убеждённые и отчаянные беглецы не отзывались на его укоры, что проходит лучшее время
побегов, что нельзя же без дела сидеть! (У подкопников было три смены по четыре человека,
и никто тринадцатый им не был нужен.) Тогда Тэнно прямо предложил им подкоп! — но они
отвечали, что уже думали, но фундамент слишком низкий. (Это, конечно, было бессердечно:
смотреть в пытливое лицо проверенного беглеца и вяло качать головами, всё равно что
умной тренированной собаке запрещать вынюхивать дичь.) Однако Тэнно слишком хорошо
знал этих ребят, чтобы поверить в их повальное равнодушие. Все они не могли так дружно
испортиться!
И он со Жданком установил за ними ревнивое и знающее суть наблюдение— такое, на
которое надзиратели не были способны. Он заметил, что часто ходят ребята курить всё в
одну и ту же «кабинку» у входа и всегда по одному, нет чтобы компанией (наблюдатель).
Что днём дверь их секции бывает на крючке, постучишь— открывают не сразу, и всегда
несколько человек крепко спят, будто ночи им мало. То Васька Брюхин выходит из
парашной мокрый. «Что с тобой?» — «Да помыться решил».
Роют, явно роют! Но где? Почему молчат?.. Тэнно шёл к одному, другому и прикупал
их: «Неосторожно, ребята, роете, неосторожно! Хорошо— замечаю я, а если бы стукач?»
Наконец они устроили толковище и решили принять Тэнно с достойной четвёркой. Ему
они предложили обследовать комнату и найти следы. Тэнно облазил и обнюхал каждую
половицу и стенки — и не нашёл! — к своему восхищению и восхищению всех ребят. Дрожа
от радости, полез он под пол работать на себя]
Подпольная смена распределялась так: один лёжа долбил землю в забое; другой,
скорчась за ним, набивал отрытую землю в специально сшитые небольшие парусиновые
мешки; третий ползком же таскал мешки (лямками через плечи) по тоннелю назад, затем
подпольем к шахте и по одному цеплял эти мешки за крюк, спущенный с чердака. Четвёртый
был на чердаке. Он сбрасывал порожняк, поднимал мешки наверх, разносил их, тихо ступая,
по всему чердаку и рассыпал невысоким слоем, в конце же смены этот грунт забрасывал
шлаком, которого на чердаке было очень много. Потом внутри смены менялись, но не всегда,
потому что не каждый мог хорошо и быстро выполнять самые тяжёлые, просто
изнурительные работы: копку и оттаску.
Оттаскивали сперва по два, потом по четыре мешка сразу, для этого закосили у поваров
деревянный поднос и тянули его лямкой, а на подносе мешки. Лямка шла по шее сзади, а
потом пропускалась подмышками. Стиралась шея, ломило плечи, сбивались колени, после
одного рейса человек был в мыле, после целой смены можно было врезать дубаря.
Копать приходилось в очень неудобном положении. Была лопата с короткой ручкой,
которую точили каждый день. Ею надо было прорезать вертикальные щели на глубину
штыка, потом полулёжа, опираясь спиной на вырытую землю, отваливать куски земли и
бросать их через себя. Грунт был то камень, то упругая глина. Самые большие камни
приходилось миновать, изгибая тоннель. За восемь–десять часов смены проходили не
больше двух метров в длину, а то и меньше метра.
Самое тяжёлое было— нехватка воздуха в тоннеле: кружилась голова, теряли сознание,
тошнило. Пришлось решать ещё и задачу вентиляции. Вентиляционные отверстия можно
было просверлить только вверх— в самую опасную, постоянно просматриваемую полосу—
близ зоны. Но без них дышать было не под силу. Заказали «пропеллерную» стальную
пластинку, к ней поперёк приделали палку, получилось вроде коловорота— и так вывели