Page 711 - Архипелаг ГУЛаг

И ещё: перед побегом снять решётку с одного из коридорных окон. Обнаружив на
утренней проверке недостачу шестнадцати человек, надзиратели не сразу решат, что это
подкоп и побег, а кинутся искать по зоне, подумают: режим–ники пошли сводить счёты со
стукачами. Будут искать ещё в другом лагпункте — не полезли ли через стену туда. Чистая
работа! — подкопа не найти, под окном — нет следов, шестнадцать человек — ангелами
взяты на небо!
Выползать в обводную траншею, затем по дну траншеи отползать по одному дальше от
вышки (выход тоннеля слишком близок к ней); по одному же выходить на дорогу; между
четвёрками делать перерывы, чтобы не вызывать подозрений и иметь время осмотреться.
(Самый последний опять применяет предосторожность: он закрывает ход лаза снаружи
заранее заготовленной деревянной горловиной, измазанной глиной, приминает её к лазу
своим телом, забрасывает землёй, — чтоб и из траншеи нельзя было утром обнаружить
следов подкопа!)
По посёлку идти группами с громкими беззаботными шутками. При попытке
задержать— дружный отпор, вплоть до ножей.
Общий сборный пункт — около железнодорожного переезда, который проходят многие
машины. Переезд взгорблен над дорогой, все ложатся вблизи на землю, и их не видно.
Переезд этот плох (ходили через него на работу, видели), доски уложены кое–как, грузовики
с углем и порожние тут переваливаются медленно. Двое должны поднять руки, остановить
машину сразу за переездом, подойти к кабине с двух сторон. Просить подвезти. Ночью
шофёр скорее всего один. Тут же вынуть ножи, взять шофёра на прихват, посадить его в
середину, Валька Рыжков садится за руль, все прыгают в кузов и — ходу к Павлодару! Сто
тридцать–сто сорок километров наверняка можно отскочить за несколько часов. Не доезжая
парома, свернуть вверх по течению (когда везли сюда, глаза охватили кое–что), там в кустах
шофёра связать, положить, машину бросить, через Иртыш переплыть на лодке, разбиться на
группы и — кто куда! Как раз идут заготовки зерна, на всех дорогах полно машин.
Должны были кончить работы 6 октября. За два дня, 4 октября, взяли на этап двух
участников: Тэнно и Володьку Кривошеина, вора. Они хотели делать мостырку, чтобы
остаться любой ценой, но опер обещал повезти в наручниках, хоть при смерти. Решили, что
лишнее упорство вызовет подозрение. Жертвуя для друзей, подчинились.
Так Тэнно не воспользовался своей настойчивостью влиться в подкоп. Не он стал
тринадцатым— но введенный им, покровительствуемый, слишком расхлябанный дёрганый
Жданок. Степан Коновалов и его друзья в худую для себя минуту уступили и открылись
Тэнно.
Копать кончили, вышли правильно, Мутьянов не ошибся. Но пошёл снег, отложили,
пока подсохнет.
9 октября вечером сделали всё совершенно точно, как было задумано. Благополучно
вышла первая четвёрка— Коновалов, Рыжков, Мутьянов и тот поляк, его постоянный
соучастник по инженерным побегам.
А потом выполз в траншею злополучный маленький Коля Жданок. Не по его вине,
конечно, послышались невдалеке сверху шаги. Но ему бы выдержать, улежать, перетаиться,
а когда пройдут— ползти дальше. А он от излишней шустрости высунул голову. Ему
захотелось посмотреть — а кто это идёт?
Быстрая вошка всегда первая на гребешок попадает. Но эта глупая вошка погубила
редкую по слаженности и по силе замысла группу беглецов — четырнадцать жизней долгих,
сложных, пересекшихся на этом побеге. В каждой из жизней побег этот имел важное,
особенное значение, осмысляющее прошлое и будущее, от каждого зависели ещё где–то
люди, женщины, дети, и ещё нерождённые дети, — а вошка подняла голову — и всё
полетело в тартарары.
А шёл, оказывается, помначкар, увидел вошку— крикнул, выстрелил. И охранники—
недостойные этого замысла, и не разгадавшие его, — стали великими героями. И мой
читатель, Историк–Марксист, похлопывая линеечкой по книге, цедит мне снисходительно: