Page 710 - Архипелаг ГУЛаг

первое узкое отверстие на белый свет. Появилась тяга, дышать стало легче. (Когда подкоп
шёл уже за забором, вне лагеря, сделали второе.)
Постоянно делились опытом — как лучше какую работу делать. Подсчитывали,
сколько прошли.
Лаз или тоннель нырял под ленточный фундамент, затем уклонялся от прямой только
из–за камней или неточного забоя. Он имел ширину полуметровую, высоту девяносто
сантиметров и полукруглый свод. Его потолок, по расчётам, был от земной поверхности
метр тридцать–метр сорок. Боковины тоннеля укреплялись досками, вдоль него, по мере
продвижения, наращивался шнур и вешались новые и новые электрические лампочки.
Смотреть вдоль— это было метро, лагерное метро!..
Уже прошёл тоннель на десятки метров, уже копали за зоной. Над головой бывал ясно
слышен топот проходящего развода караула, слышен лай и повизгивание собак.
И вдруг… и вдруг однажды после утренней проверки, когда дневная смена ещё не
опустилась и (по строгому закону беглецов) ничего порочащего не было снаружи, —
увидели свору надзирателей, идущих к бараку во главе с маленьким резким лейтенантом
Мачеховским, начальником режима. Сердца беглецов опустились: заметили? Продали? Или
проверяют наугад?
Раздалась команда:
— Собирай личные вещи! Вы–ходи из барака все до одного!
Команда выполнена. Все заключённые выгнаны и на прогулочном дворике сидят на
своих сидорах. Изнутри барака слышен плоский грохот— сбрасывают доски вагонок.
Мачеховский кричит: «Тащи сюда инструмент!» И надзиратели волокут внутрь ломики и
топоры. Слышен натужный скрип отдираемых досок.
Вот и судьба беглецов! — столько ума, труда, надежд, оживления— и всё не только
зря, но опять карцеры, побои, допросы, новые сроки…
Однако! — ни Мачеховский, никто из надзирателей не выбегают
ожесточённо–радостно, потрясая руками. Идут вспотевшие, отряхиваясь от грязи и пыли,
отдуваясь, недовольные, что ишачили впустую. «Пад–ходи по одному!» — разочарованная
команда. Начинается шмон личных вещей. Заключённые возвращаются в барак. Что за
погром! — в нескольких местах (там, где доски были плохо прибиты или явные щели)
вскрыт пол. В секциях всё разбросано, и даже вагонки перевёрнуты со зла. Только в
культурной секции не нарушено ничего!
Непосвящённых в побег разбирает:
— И что им не сидится, собакам?! Что они ищут? Беглецы же теперь понимают, как это
мудро, что у них
под полом нет насыпанных куч грунта: их сейчас могли бы заметить в проломы. А на
чердак и не лазили — с чердака ведь можно только лететь на крыльях. Впрочем, и на чердаке
всё забросано аккуратно шлаком.
Не допёрла псарня, не допёрла! Ах, радость! Если трудиться упорно, следить за собой
строго, — не может не быть плодов. Теперь–то докопаем! Осталось шесть–восемь метров до
обводной траншеи. (Последние метры надо рыть особенно точно, чтоб выйти на дно
траншеи— не ниже, не выше.)
А что будет дальше? Коновалов, Мутьянов, Гаджиев и Тэнно к этому времени уже
разработали план, принятый всеми шестнадцатью. Побег вечером, около десяти часов, когда
проведут по всему лагерю вечернюю проверку, надзор разойдётся по домам или уйдёт в
штабной барак, а караул на вышках сменится, разводы караулов пройдут.
В подземный ход одному за другим спуститься всем. Последний наблюдает из
«кабинки» за зоной; потом с предпоследним они вынимаемую часть плинтуса прибивают
наглухо к доскам люка, так что когда они за собой опустят люк, — станет на место и
плинтус. С широкою шляпкою гвоздь втягивается до отказа вниз и ещё приготовляются
сысподу пола задвижки, которыми люк будет намертво закреплён, даже если его рвать
кверху.