Page 714 - Архипелаг ГУЛаг

были не вполне сыты и их зло брало, что заключённые, как шахтёры, получают пайку (это за
120%, конечно), немного лишь меньшую их честной солдатской. И ещё их злило, что им,
конвоирам, приходится на вышках мёрзнуть зимой (правда, в тулупах до пят), а враги
народа, войдя в рабочую зону, будто на весь день рассыпаются по обогревалкам (он и с
вышки мог бы видеть, что это не так) и там целый день спят (он серьёзно представлял, что
государство благодетельствует своих врагов).
Интересный вышел случай! — посмотреть на Особлаг глазами конвоира. Я стал
спрашивать, что ж это были за гады и разговаривал ли с ними мой узбек лично. И вот тут он
мне рассказал, что всё это узнал от политруков, что даже дела им зачитывали на
политбеседах. И эта неразборчивая его злоба, что заключённые целый день спят, тоже,
конечно, утвердилась в нём не без того, чтобы офицеры кивали согласительно.
О вы, соблазнившие малых сих!.. Лучше бы вам и не родиться!..
Рассказал узбек и о том, что рядовой солдат МВД получает 230 рублей в месяц (в 12
раз больше, чем армейский! откуда такая щедрость? может быть, служба его в 12 раз
трудней?), а в Заполярьи даже и 400 рублей — это на срочной службе и на всём готовом.
И ещё рассказывал случаи разные. Например, товарищ его шёл в оцеплении и
померещилось ему, что из колонны кто–то хочет выбежать. Он нажал спуск и одной
очередью убил пятерых заключённых. Так как потом все конвоиры показали, что колонна
шла спокойно, то солдат понёс строгое наказание: за пять смертей дали ему пятнадцать суток
ареста (на тёплой гауптвахте, конечно).
А уж этих–то случаев кто не знает, кто не расскажет из туземцев Архипелага!.. Сколько
мы знали их в ИТЛ: на работах, где зоны нет, а есть невидимая черта оцепления, — раздаётся
выстрел, и заключённый падает мёртв: он переступил черту, говорят. Может быть, вовсе не
переступил, — ведь линия невидимая, а никто второй не подойдёт сейчас её проверить,
чтобы не лечь рядом. И комиссия тоже не придёт проверять, где лежат ноги убитого. А
может быть, он и переступил, — ведь это конвоир может следить за невидимой чертой, а
заключённый работает. Тот–то зэк и получает эту пулю, кто увлечённей и честней работает.
На станции Новочунка (Озёрлаг) на сенокосе — видит в двух–трёх шагах ещё сенцо, а
сердце хозяйское, дай подгребу в копёнку, — пуля! И солдату— месяц отпуска.
А ещё бывает, что именно этот охранник именно на этого заключённого зол (не
выполнил тот заказа, просьбы), — и тогда выстрел есть месть. Иногда с коварством: конвоир
же и велит заключённому что–то взять и принести из–за черты. И когда тот доверчиво
идёт, — стреляет. Можно папиросу ему туда бросить— на, закури! Заключённый пойдёт и за
папиросой, он такой, презренное существо.
Зачем стреляют? — это не всегда поймёшь. Вот в Кенги–ре, в устроенной зоне, днём,
где никаким побегом не пахнет, девушка Лида, западная украинка, управилась между
работой постирать чулки и повесила их сушить на откосах предзонника. Приложился с
вышки — и убил её наповал. (Смутно рассказывали, что потом и сам хотел с собой кончить.)
Зачем! Человек с ружьём! Бесконтрольная власть одного человека — убить или не
убить другого.
А тут ещё — выгодно! Начальство всегда на твоей стороне. За убийство никогда не
накажут. Напротив, похвалят, наградят, и чем раньше ты его угрохал, ещё на половине
первого шага, — тем выше твоя бдительность, тем выше награда! Месячный оклад.
Месячный отпуск. (Да станьте же в положение Командования: если дивизион не имеет на
счету случаев проявленной бдительности, — то что это за дивизион? что у него за
командиры? или такие зэки смирные, что надо сократить охрану? Однажды созданная
охранная система требует смертей)
И между стрелками охраны возникает даже дух соревнования: ты убил и на премию
купил сливочного масла. Так и я убью и тоже куплю сливочного масла. Надо к себе домой
съездить, девку свою полапать? — подстрели одно это серое существо и езжай на месяц.
Все эти случаи хорошо мы знали в ИТЛ. Но в Особлагах появились вот такие новинки:
стрелять прямо в строй, как товарищ этого узбека. Как в Озёрлаге на вахте 8 сентября 1952