Page 816 - Архипелаг ГУЛаг
P. 816

Это  была  ведомость  инвентаризации  и  переоценки  всех  наличных  товаров
               универсального магазина в ауле Айдарлы. Инспекторы и товароведы кок–терекского райпо
               составили эту ведомость, а я теперь прокручивал на арифмометре и снижал цену, на какой
               товар на 7,5 процентов, на другой— на полтора. Цены катастрофически снижались, и можно
               было ожидать, что к новому учебному году и финал, и глопус будут проданы, гвозди найдут
               себе  места  в  велосипедах,  и  только  большой  завал  пряника,  вероятно  ещё  довоенного,
               клонился к разряду неликвидов. А водка, хоть и подорожай, дольше 1 мая не задержится.
                     Снижение  цен,  которое,  по  сталинскому  заводу,  прошло  под  1  апреля  и от  которого
               трудящиеся выиграли сколько–то миллионов рублей (вся выгода была заранее подсчитана и
               опубликована), — больно ударило по мне.
                     Уже месяц, проведенный в ссылке, я проедал свои лагерные «хозрасчётные» заработки
               литейщика —  на  воле  поддерживался  лагерными  деньгами! —  и  всё  ходил  в  районо
               узнавать: когда ж возьмут меня? Но змееватая заведующая перестала меня принимать, два
               толстых инспектора всё менее находили времени что–то мне буркнуть, а к исходу месяца
               была  мне  показана  резолюция  облоно,  что  школы  Кок–Терек–ского  района  полностью
               укомплектованы математиками и нет никакой возможности найти мне работу.
                     Тем  временем  я  писал,  однако,  пьесу  (о  контрразведке  1945  года),  не  проходя
               ежедневного утреннего и вечернего обыска и не нуждаясь так часто уничтожать написанное,
               как прежде. Ничем другим я занят не был, и после лагеря мне понравилось так. Один раз в
               день я ходил в «Чайную» и там на два рубля съедал горячей похлёбки— той самой, которую
               тут же отпускали в ведре и для арестантов местной тюрьмы. Ахлеб–черняшку продавали в
               магазине свободно. А картошки я уже купил, и даже— ломоть свиного сала. Сам, на ишаке,
               привёз  я  саксаула  из  зарослей,  мог  и  плиту  топить.  Счастье  моё  было  очень  недалеко  от
               полного, и я так задумывал: не берут на работу— не надо, пока деньги тянутся— буду пьесу
               писать, в кои веки такая свобода!
                     Вдруг на улице один из комендантов поманил меня пальцем. Он повёл меня в райпо, в
               кабинет председателя, как бомба толстого казаха, и сказал со значением:
                     — Математик.
                     И  что  за  чудо?  Никто  не  спросил  меня,  за  что  я  сидел,  и  не  дал  заполнять
               автобиографии  и  анкеты —  тотчас  же  его  секретарша,  ссыльная  гречанка–девчёнка,
               кинематографически красивая, отстукала одним пальцем на машинке приказ о назначении
               меня плановиком–экономистом с окладом 450 рублей в месяц. В тот же день и с такой же
               лёгкостью,  без  всяких  анкетных  изучений,  были  зачислены  в  райпо  ещё  двое
               непристроенных ссыльных: капитан дальнего плавания Василенко и ещё неизвестный мне,
               очень  затаённый  Григорий  Самойлович  Маковоз.  Василенко  уже  носился  с  проектом
               углублять  реку  Чу  (её  в  летние  месяцы переходила  вброд  корова)  и  налаживать  катерами
               сообщение,  просил  комендатуру  пустить  его  исследовать  русло.  Его  однокурсник  по
               мореходному  училищу,  по  парусному  бригу  «Товарищ»,  капитан  Ман  в  эти  дни  снаряжал
               «Обь» в Антарктиду — а Василенко гнали кладовщиком в райпо.
                     Но не плановиком, не кладовщиком, не счетоводом — все трое мы были брошены на
   811   812   813   814   815   816   817   818   819   820   821