Page 853 - Архипелаг ГУЛаг

ли в таких условиях работать? и на какой успех можно рассчитывать?
Один офицер МВД, мой спутник по сибирскому поезду в 1962 году, всю эту лагерную
эпоху с 1954 описал так: «Полный разгул. Кто не хотел — и на работу не ходил. За свои

деньги покупали телевизоры» 525 . У него остались очень мрачные воспоминания от той
короткой недоброй эпохи.
Потому что не может быть добра, если воспитатель стоит перед арестантом как
проситель, не имея позади себя ни плётки, ни БУРа, ни шкалы голода.
Но ещё как будто было мало этого всего! — ещё двинули по Архипелагу тараном
зазонного содержания: арестанты вообще уходят жить за зону могут обзаводиться домами и
семьями, зарплата им выплачивается, как вольным, вся (уже не удерживается на зону, на
конвой, на лагерную администрацию), а с лагерем у них только та остаётся связь, что раз в
две недели они приходят сюда отмечаться.
Это был уже конец!.. Конец света, или конец Архипелага, или того и другого вместе! —
а юридические органы ещё восхваляли это зазонное содержание как гуманнейшее новейшее
открытие коммунистического строя! 526
После этих ударов оставалось, кажется, только распустить лагеря — и всё. Погубить
великий Архипелаг, погубить, рассеять и обескуражить сотни тысяч Практических
Работников с их жёнами, детьми и домашним скотом, свести на ничто выслугу их лет, их
звания, их беспорочную службу!
И кажется, это уже началось: стали приезжать в лагеря какие–то «Комиссии
Верховного Совета», или, проще, «разгрузочные», и, отстраняя лагерное руководство,
заседали в штабном бараке и выписывали ордера на освобождение с такой лёгкостью и
безответственностью, будто это были ордера на арест.
Над всем сословием Практических Работников нависла смертельная угроза. Надо было
что–то предпринимать! Надо же было бороться]

* * *

Всякому важному общественному событию в СССР уготован один из двух жребиев:
либо оно будет замолчано, либо оно будет оболгано. Яне могу назвать значительного
события в стране, которое избежало бы этой рогатки.
Так и всё существование Архипелага: большую часть времени оно замалчивалось,
когда же что–нибудь о нём писали — то лгали: во времена ли Великих Каналов или о
разгрузочных комиссиях 1956 года.
Да с комиссиями этими, даже и без газетного наговора, без внешней необходимости,
мы сами способствовали, чтобы сентиментально прилгать тут. Ведь как же не растрогаться:
мы привыкли к тому, что даже адвокат нападает на нас, а тут прокурор — и нас защищает!
Мы истомились по воле, мы чувствуем — там какая–то новая жизнь начинается, мы это
видим и по лагерным изменениям, — и вдруг чудодейственная полновластная комиссия,
поговорив с каждым пять–десять минут, вручает ему железнодорожный билет и паспорт
(кому–то — и с московской пропиской)! Да что же, кроме хвалы, может вырваться из нашей
истощённой, вечно простуженной хрипящей арестантской груди?
Но если чуть приподняться над нашей колотящейся радостью, бегущей упихивать
тряпки в дорожный мешок, — таково ли должно было быть окончание сталинских
злодеяний? Не должна ли была бы эта комиссия выйти перед строем, снять шапки и сказать:

525 Если не работали — откуда деньги? Если на Севере, да ещё в 1955, — откуда телевизоры? Ну да уж я не
перебивал, рад был послушать.

526 К тому же описанное (вместе с «зачётами» и «условно–досрочным освобождением») ещё Чеховым в
«Сахалине»: каторжные из разряда исправляющихся имели право строить дома и вступать в брак.