Page 854 - Архипелаг ГУЛаг

— Братья! Мы присланы Верховным Советом просить у вас прощения. Годами и
десятилетиями вы томились тут, не виновные ни в чём, а мы собирались в торжественных
залах под хрустальными люстрами и ни разу о вас не вспомнили. Мы покорно утверждали
все бесчеловечные указы Людоеда, мы — соучастники его убийств. Примите же наше
позднее раскаяние, если можете. Ворота— открыты, и вы — свободны. Вон, на площадке,
садятся самолёты с лекарствами, продуктами и тёплой одеждой для вас. В самолётах—
врачи.
В обоих случаях— освобождение, да не так оно подано, да не в том его смысл.
Разгрузочная комиссия — это аккуратный дворник, который идёт по сталинским блевотинам
и тщательно убирает их, только всего. Здесь не закладываются новые нравственные основы
общественной жизни.
Я привожу дальше суждение А. Скрипниковой, с которым я вполне согласен.
Заключённые поодиночке (опять разобщённые!) вызываются на комиссию в кабинет.
Несколько вопросов о сути его судебного дела. Они заданы доброжелательно, вполне
любезно, но они клонятся к тому, что заключённый должен признать свою вину (не
Верховный Совет, а опять–таки несчастный заключённый!). Он должен помолчать, он
должен голову склонить, он должен попасть в положение прощённого, а не прощающего! То
есть, маня свободой, от него добиваются теперь того, чего раньше не могли вырвать и
пытками. Зачем это? Это важно: он должен вернуться на волю робким. А заодно протоколы
комиссии представят Истории, что сидели–то в основном виноватые, что уже таких–то
зверских беззаконий и не было, как разрисовывают. (Вероятно, и финансовый был расчётец:
не будет реабилитации — не будет реабилитационной компенсации 527 .) Такое истолкование
освобождения не взрывало и самой системы лагерей, не создавало помех новым
поступлениям (которые не пресекались и в 1956–1957), никаких не получалось обязательств,
что их тоже освободят.
А тех, кто перед комиссией по гордости отказывался признать себя виновным? Тех
оставляли сидеть. Не очень было их и мало. (Женщин, не раскаявшихся в Дубравлаге в 1956
году, собрали и отправили в Кемеровские лагеря.)
Скрипникова рассказывает о таком случае. Одна западная украинка имела 10 лет за
мужа–бандеровца, от неё потребовали теперь признать, что сидит за мужа–бандита. «Ни, нэ
скажу». — «Скажи, на свободу пойдёшь!» — «Ни, нэ скажу. Вин — нэ який нэ бандит, вин—
ОУНовец». — «Ну а не хочешь— сиди!» (председатель комиссии— Соловьёв). — Прошло
всего несколько дней, и к ней пришёл на свидание едущий с севера муж. У него было 25 лет,
он легко признал себя бандитом и помилован. Он не оценил жениной стойкости, а накинулся
на нее с упрёками: «Та казала б, шо я — дьявол с хвостом, шо копыта у меня бачи–ла. А яка
мини теперь справа с хозяйством та с детьми?»
Напомним, что и Скрипникова отказалась признать себя виновной и осталась ещё три
года сидеть.
Так даже эра свободы пришла на Архипелаг в прокурорской мантии.
Но всё же не пуст был переполох Практических Работников: небывалое сочетание
звёзд сошлось на небе Архипелага в 1955–1956 годах. Это были его роковые годы и могли
бы стать его последние годы!
Если бы люди, облечённые высшей властью и отягчённые полнотой информации о
своей стране, ещё могли бы в эти годы оглянуться, и ужаснуться, и зарыдать? Ведь кровавый
мешок за спиной, он весь сочится, он пятнает багрово всю спину! Политических
распустили — а бытовиков миллионы кто же напёк? Не производственные ли отношения? не
среда ли? Не мы ли сами?.. Не вы ли?
Так к свиньям собачьим надо было отбросить космическую программу! Отложить

527 Кстати, в начале 1955 года был проект выплачивать за все просиженные годы, что было вполне
естественно и выплачивалось так в Восточной Европе. Но не столько ж людей и не по столько лет! Подсчитали,
ахнули: разорим государство! И перешли к компенсации двухмесячной.