Page 859 - Архипелаг ГУЛаг

Вспоминают и норильскую историю, правда 1957 года, — ещё при блаженной
передышке: какие–то неизвестные зэки съели любимую собаку распорядителя кредита
Воронина, и за это в наказание семь месяцев (!) весь лагерь «летел без зарплаты».
Очень реально, очень по–островному.
Возразит Историк–Марксист: это анекдотический случай, зачем о нём? А нарушитель,
сами сказали, только каждый четвёртый. Значит, веди себя примерно, и даже на строгом
режиме тебе обеспечены три рубля в месяц — килограмм сливочного масла почти.
Как бы не так! Вот повезло этому Историку с его «лотереей» (да и статейки писал
очень правильные) — не побывал в лагере. Это хорошо, если в ларьке есть хлеб, дешёвые
конфеты и маргарин. А то хлеб — 2–3 раза в месяц. А конфеты — только дорогие. Какое там
сливочное масло, какой там сахар! — если торговец будет ретив (но он не будет), так есть
Руководство — ему подсказать. Зубной порошок, паста, щётки, мыло, конверты (да и то не
везде, а уж писчую бумагу— нигде, ведь на ней жалобы пишут!), дорогие папиросы— вот
ассортимент ларька. Дане забудьте, дорогой читатель, что это — не тот ларёк на воле,
который каждое утро открывает свои створки, и вы можете взять сегодня на 20 копеек и
завтра на 20 копеек, нет! У нас так: на 2 дня в месяц откроется этот ларёк, ты простой в
очереди три часа, да, зайдя (товарищи из коридора торопят), набирай сразу на все свои
рубли — потому что их нет у тебя на руках, этих рублей, а сколько в ведомости стоит,
столько набирай сразу: бери десять пачек папирос, бери четыре тюбика пасты!
И остаётся бедному зэку норма — его туземная колониальная норма (а колония–то— за
Полярным кругом): хлеба— 700 граммов, сахара— 13, жиров— 19, мяса— 50, рыбы — 85.
(Да это только цифры! — и мясо и рыба придут такие, что тут же половину отрежут и
выбросят). Это — цифры, а в миске их не может быть, не бывает. Баланду свою описывают с
Усть–Неры так: «пойло, которое не всякая колхозная скотина будет есть». Из Норильска:
«магара и сечка господствуют по сегодняшний день». А ещё есть и стол штрафников: 400 г
хлеба и один раз в день горячее.
Правда, на Севере для «занятых на особо тяжёлых работах» выписывают некое
дополнительное питание. Но, уже зная острова, знаем мы, как в тот список трудно попасть
(не всё тяжёлое есть «особо тяжёлое») и что губит «большая пайка»… Вот Пичугин, «пока
был пригоден, намывал по 40 кг золота за сезон, перетаскивал задень на плечах по 700–800
шпал, — но на 13–м году заключения стал инвалидом— и переведен на униженную норму
питания». Неужели, спрашивает, у такого человека стал меньше размер желудка?
А мы вот как спросим: этот один Пичугин своими сорока килограммами золота —
сколько дипломатов содержал? Уж посольство в Непале — всё полностью! А у них там — не
униженная норма?
Из разных мест пишут: общий голод, всё впроголодь. «У многих язвы желудка,
туберкулёз». Иркутская область: «У молодёжи— туберкулёз, язва желудка». Рязанская
область: «Много туберкулёзников».
И уж вовсе запрещается что–либо своё варить или жарить, как это разрешалось в
Особлагах. Да и— из чего?..
Вот та древняя мера — Голод, — какой достигнута управляемость нынешних туземцев.
А ко всему тому — работа, с нормами увеличенными: ведь с тех пор
«производительность» (человеческих мускулов) выросла. Правда, день— 8–часовой. Те же
бригады: зэк погоняет зэка. В Каликатках убедили 2–ю группу инвалидов идти на работу,
обещая за то применить к ним «двух–третное» освобождение, — и безрукие, безногие
кинулись занимать посты 3–й инвалидной группы— а тех погнали на общие.
Но если не хватает всем работы, но если короток рабочий день, но если, увы, не заняты
воскресенья, если труд–чародей отказывается нам перевоспитать эти отбросы, — то ведь ещё
остаётся у нас Чародей — режим!
Пишут с Оймякона и из Норильска, с режима особого и с режима усиленного: всякие
собственные свитеры, душегрейки, тёплые шапки, уж о шубах нечего и говорить—
отбираются! (Это 1963 год! 46–й год эры Октября!) «Не дают тёплого белья и не дают ничего