Page 87 - Белая гвардия
P. 87

бога, — думал Николка, поднимаясь, — вот так чудо. Теперь сам видал — чудо. Собор
                Парижской богоматери. Виктор Гюго. Что-то теперь с Еленой? А Алексей? Ясно — рвать
                погоны, значит, произошла катастрофа».
                Николка вскочил, весь до шеи вымазанный снегом, сунул кольт в карман шинели и
                полетел по переулку. Первые же ворота на правой руке зияли, Николка вбежал в гулкий
                пролет, выбежал на мрачный, скверный двор с сараями красного кирпича по правой и
                кладкой дров по левой, сообразил, что сквозной проход посредине, скользя, бросился
                туда и напоролся на человека в тулупе. Совершенно явственно. Рыжая борода и
                маленькие глазки, из которых сочится ненависть. Курносый, в бараньей шапке, Нерон.
                Человек, как бы играя в веселую игру, обхватил Николку левой рукой, а правой уцепился
                за его левую руку и стал выкручивать ее за спину. Николка впал в ошеломление на
                несколько мгновений. «Боже. Он меня схватил, ненавидит!.. Петлюровец…»

                — Ах ты, сволочь! — сипло закричал рыжебородый и запыхтел, — куды? стой! — потом
                вдруг завопил: — Держи, держи, юнкерей держи. Погон скинул, думаешь, сволота, не
                узнают? Держи!

                Бешенство овладело всем Николкой, с головы до ног. Он резко сел вниз, сразу, так что
                лопнул сзади хлястик на шинели, повернулся и с неестественной силой вылетел из рук
                рыжего. Секунду он его не видел, потому что оказался к нему спиной, но потом
                повернулся и опять увидал. У рыжебородого не было никакого оружия, он даже не был
                военным, он был дворник. Ярость пролетела мимо Николкиных глаз совершенно
                красным одеялом и сменилась чрезвычайной уверенностью. Ветер и мороз залетел
                Николке в жаркий рот, потому что он оскалился, как волчонок. Николка выбросил руку с
                кольтом из кармана, подумав: «Убью, гадину, лишь бы были патроны». Голоса своего он
                не узнал, до того голос был чужд и страшен.
                — Убью, гад! — Николка просипел, шаря пальцами в мудреном кольте, и мгновенно
                сообразил, что он забыл, как из него стрелять. Желто-рыжий дворник, увидавший, что
                Николка вооружен, в отчаянии и ужасе пал на колени и взвыл, чудесным образом
                превратившись из Нерона в змею:

                — А, ваше благородие! Ваше…

                Все равно Николка непременно бы выстрелил, но кольт не пожелал выстрелить.
                «Разряжен. Эх, беда!» — вихрем подумал Николка. Дворник, рукой закрываясь и пятясь,
                с колен садился на корточки, отваливаясь назад, и выл истошно, губя Николку. Не зная,
                что сделать, чтобы закрыть эту громкую пасть в медной бороде, Николка в отчаянии от
                нестреляющего револьвера, как боевой петух, наскочил на дворника и тяжело ударил
                его, рискуя застрелить самого себя, ручкой в зубы. Николкина злоба вылетела
                мгновенно. Дворник же вскочил на ноги и побежал от Николки в тот пролет, откуда
                Николка появился. Сходя с ума от страху, дворник уже не выл, бежал, скользя по льду и
                спотыкаясь, раз обернулся, и Николка увидал, что половина его бороды стала красной.
                Затем он исчез. Николка же бросился вниз, мимо сарая, к воротам на Разъезжую и возле
                них впал в отчаяние. «Кончено. Опоздал. Попался. Боже, и не стреляет». Тщетно он тряс
                огромный болт и замок. Ничего сделать было нельзя. Рыжий дворник, лишь только
                проскочили най-турсовы юнкера, запер ворота на Разъезжую, и перед Николкой была
                совершенно неодолимая преграда — гладкая доверху, глухая железная стена. Николка
                обернулся, глянул на небо, чрезвычайно низкое и густое, увидал на брандмауэре легкую
                черную лестницу, уходившую на самую крышу четырехэтажного дома. «Полезть разве?»
                — подумал он, и при этом ему дурацки вспомнилась пестрая картинка: Нат Пинкертон в
                желтом пиджаке и с красной маской на лице лезет по такой же самой лестнице. «Э, Нат
                Пинкертон, Америка… а я вот влезу и потом что? Как идиот буду сидеть на крыше, а
                дворник сзовет в это время петлюровцев. Этот Нерон предаст. Зубы я ему расколотил…
                Не простит!»
                И точно. Из-под ворот в Фонарный переулок Николка услыхал призывные отчаянные
                вопли дворника: «Сюды! Сюды!» — и копытный топот. Николка понял: вот что —
                конница Петлюры заскочила с фланга в Город. Сейчас она уже в Фонарном переулке. То-
                то Най-Турс и кричал… на Фонарный возвращаться нельзя.
                Все это он сообразил уже, неизвестно каким образом оказавшись на штабеле дров,
                рядом с сараем, под стеной соседнего дома. Обледеневшие поленья зашатались под
                ногами, Николка заковылял, упал, разорвал штанину, добрался до стены, глянул через
   82   83   84   85   86   87   88   89   90   91   92