Page 24 - Донские рассказы
P. 24

Они проговорили до рассвета. Едва лишь забрезжило, Александр Михайлович снова
                вскипятил чайник, на заварку всыпал целую горсть чая и, потягивая из чашки черный,
                обжигающий напиток, сказал:
                – Привык пить там еще, в Сибири, предельно горячий, все из желания согреться, а
                теперь и не надо бы, но не могу отвыкнуть. Да, вот о чем тебя попрошу. Ты пригласи как-
                нибудь своего Ивана Степановича. Надо с ним потолковать. У него наивное
                представление о действительности. Если нескольких человек освободили, это не значит,
                что всех подряд будут освобождать. Мерзавец, который нас упрятал, сам оказался
                шпионом, притом с долголетним стажем. И только когда органы докопались и
                окончательно убедились в том, что он работал на немецкую разведку, да еще со времен
                нашего сближения с Германией, еще со времен Рапалло, – взялись за проверку наших
                дел, убедились в том, что предъявленные нам обвинения – чистейшая липа, ну, и
                освободили, принеся соответствующие извинения… Мы были уже в лагерях, а дела наши
                два года разматывались до благополучного для нас кончика. Сложно все, Коля. До
                чертиков сложно! Давай, пожалуй, на этом закончим сегодня, а не то и рыбалка на ум не
                пойдет. Эту отраву вкушать надо небольшими порциями, иначе дурнить будет. Да у нас и
                времени в запасе целая неделя, обо всем успеем поговорить. Показывай-ка лучше свою
                сазанью снасть и просвещай, что надо делать, чтобы изловить этого зверя. Окуней я
                половил, а теперь мне надо добыть сазана, чтобы презентовать его Серафиме Петровне.
                Я должен быть до конца галантен. Понятен тебе мой рыцарский порыв?
                – Вполне. Но сазаньи удочки ты не очень критикуй, они проверены на деле.

                Николай принес от берега две удочки, сказал:

                – Принцип ловли тот же, так же надо забрасывать лесу. Только насадка другая. Видишь
                ли, здесь сазан на растительную насадку – ну, на тесто, кашу, картошку вареную – не
                берет, не привык он к постной пище, не вегетарианец он. Вот потому-то я вчера и
                добывал ракушки. Это – его любимое блюдо.
                Александр Михайлович, посмотрев и ощупав лесы, пришел в ужас:

                – Позволь, Коля, о каких там принципах ловли и насадках может идти речь, если у тебя
                лесы толщиной с толстую спичку? Какой же идиот сазан возьмет на такой канат? На
                твоей леске можно Воронка удержать!
                – А что прикажешь делать? – возразил Николай. – Тонкую лесу хороший сазан рвет, как
                гнилую нитку. Здесь нужна глухая снасть, катушка не годится, кругом поблизости
                карши. Усвоил?
                – А хорошие сазаны здесь есть?

                – Увидишь сам или почувствуешь на удочке. Тонкая леса исключена, не выдержит. Сазан
                уходит с крючком во рту, раненый, и я – за надежную снасть. Я против подранков и на
                охоте и на рыбалке. Эти лесы я сплел из двенадцати льняных ниток, пусть попробует
                оборвет.
                – И тоньше нет в запасе?

                – Нет и не будет.
                – Ну тогда делать нечего, будем ждать поклевок на эти веревки. Чахлое дело…

                – Так уж и веревки. Просто немного утолщенные лесы.
                – Мой жестокий черный черкес, не будем спорить, но лески толсты.

                – Согласен, но зато надежны. А потом, Саша, рассуждай здраво, без предубежденности:
                захочет сазан кушать – возьмет и на толстую, не захочет – не возьмет и на шелковую
                ниточку. Учти и такое, Песчаная речка – глухая рыбья провинция: сазаны тут сплошь
                кондовые, малограмотные, ни одного нет с высшим образованием, вот они и берут на
                всякую леску, берут, надеясь на свою силушку, и преспокойно не только толстые лесы
                рвут, но и крючки ломают, а иногда и сокрушают удилища.
                Александр Михайлович недоверчиво усмехнулся, но ничего не сказал. Они спустились с
   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29