Page 363 - Донские рассказы

исполкоме на станичных сходах шепотом сообщались новости, но дед Гаврила ни разу не
ступнул на расшатанное исполкомское крыльцо, надобности не было, потому о многом
не слышал, многое не знал. Диковинно показалось ему, когда в воскресенье после
обедни заявился председатель, с ним трое в желтых куценьких дубленках, с винтовками.

Председатель поручкался с Гаврилой и сразу, как обухом по затылку:
– Ну, признавайся, дед: хлеб есть?
– А ты думал как, духом святым кормимся?

– Ты не язви, говори толком: где хлеб?

– В амбаре, самой собой.
– Веди.

– Дозволь узнать, какое вы имеете касательство к мому хлебу?
Рослый, белокурый, по виду начальник, постукивая на морозе каблуками, сказал:

– Излишки забираем в пользу государства. Продразверстка. Слыхал, отец?
– А ежели я не дам? – прохрипел Гаврила, набухая злобой.

– Не дашь? Сами возьмем!..
Пошептались с председателем, полезли по закромам, в очищенную, смугло-золотую
пшеницу накидали с сапог снежных ошлепков. Белокурый, закуривая, решил:
– Оставить на семена, на прокорм, остальное забрать. – Оценивающим хозяйским
взглядом прикинул количество хлеба и повернулся к Гавриле: – Сколько десятин будешь
сеять?
– Чертову лысину засею!.. – засипел Гаврила, кашляя и судорожно кривляясь. – Берите,
проклятые!.. Грабьте!.. Все ваше!..
– Что ты, осатанел, что ли, остепенись, дед Гаврила!.. – упрашивал председатель, махая
на Гаврилу варежкой.
– Давитесь чужим добром!.. Лопайте!..

Белокурый содрал с усины оттаявшую сосульку, искоса умным, насмешливым глазом
кольнул Гаврилу, сказал со спокойной улыбкой:

– Ты, отец, не прыгай! Криком не поможешь. Что ты визжишь, аль на хвост тебе
наступили?.. – И, хмуря брови, резко переломил голос: – Языком не трепи!.. Коли
длинный он у тебя – привяжи к зубам!.. За агитацию… – Не договорив, хлопнул ладонью
по желтой кобуре, перекосившей пояс, и уже мягче сказал: – Сегодня же свези на
ссыппункт!
Не то чтобы испугался старик, а от голоса уверенного и четкого обмяк, понял, что в
самом деле криком тут не пособишь. Махнул рукой и пошел к крыльцу. До половины
двора не дошел – дрогнул от крика дико-хриплого:

– Где продотрядники?
Повернулся Гаврила – за плетнем, вздыбив приплясывающую лошадь, кружится конный.
Предчувствие чего-то необычайного дрожью подкатилось под колени. Не успел рта
раскрыть, как конный, увидев стоявших возле амбара, круто осадил лошадь и, неуловимо
поведя рукой, рванул с плеча винтовку.

Сочно треснул выстрел, и в тишине, вслед за выстрелом на короткое мгновение
облапившей двор, четко сдвоил затвор, патронная гильза вылетела с коротким
жужжаньем.
Оцепенение прошло: белокурый, влипая в притолоку, прыгающей рукой долго до жути