Page 383 - Донские рассказы

На опушке рощи нас всех, попавших в плен, собрали и построили. Все это были бойцы
соседней части. Из нашего полка я угадал только двух красноармейцев третьей роты.
Большинство пленных было ранено. Немецкий лейтенант на плохом русском языке
спросил, есть ли среди нас комиссары и командиры. Все молчали. Тогда он еще раз
спросил: «Комиссары и офицеры идут два шага вперед». Никто из строя не вышел.

Лейтенант медленно прошел перед строем и отобрал человек шестнадцать, по виду
похожих на евреев. У каждого он спрашивал: «Юде?» – и, не дожидаясь ответа,
приказывал выходить из строя. Среди отобранных им были и евреи, и армяне, и просто
русские, но смуглые лицом и черноволосые. Всех их отвели немного в сторону и
расстреляли на наших глазах из автоматов. Потом нас наспех обыскали и отобрали
бумажники и все, что было из личных вещей. Я никогда не носил партбилета в
бумажнике, боялся потерять; он был у меня во внутреннем кармане брюк, и его при
обыске не нашли. Все же человек – удивительное создание: я твердо знал, что жизнь моя
– на волоске, что если меня не убьют при попытке к бегству, то все равно убьют по
дороге, так как от сильной потери крови я едва ли мог бы идти наравне с остальными, но
когда обыск кончился и партбилет остался при мне – я так обрадовался, что даже про
жажду забыл!
Нас построили в походную колонну и погнали на запад. По сторонам дороги шел
довольно сильный конвой и ехало человек десять немецких мотоциклистов. Гнали нас
быстрым шагом, и силы мои приходили к концу. Два раза я падал, вставал и шел потому,
что знал, что, если пролежу лишнюю минуту и колонна пройдет, – меня пристрелят там
же, на дороге. Так произошло с шедшим впереди меня сержантом. Он был ранен в ногу и
с трудом шел, стоная, иногда даже вскрикивая от боли. Прошли с километр, и тут он
громко сказал:
– Нет, не могу. Прощайте, товарищи! – и сел среди дороги.

Его пытались на ходу поднять, поставить на ноги, но он снова опускался на землю. Как
во сне, помню его очень бледное молодое лицо, нахмуренные брови и мокрые от слез
глаза… Колонна прошла. Он остался позади. Я оглянулся и увидел, как мотоциклист
подъехал к нему вплотную, не слезая с седла, вынул из кобуры пистолет, приставил к уху
сержанта и выстрелил. Пока дошли до речки, фашисты пристрелили еще нескольких
отстававших красноармейцев.

И вот уже вижу речку, разрушенный мост и грузовую машину, застрявшую сбоку
переезда, и тут падаю вниз лицом. Потерял ли я сознание? Нет, не потерял. Я лежал,
протянувшись во весь рост, во рту у меня было полно пыли, я скрипел от ярости зубами,
и песок хрустел у меня на зубах, но подняться я не мог. Мимо меня шагали мои
товарищи. Один из них тихо сказал: «Вставай же, а то убьют!» Я стал пальцами
раздирать себе рот, давить глаза, чтобы боль помогла мне подняться…
А колонна уже прошла, и я слышал, как шуршат колеса подъезжающего ко мне
мотоцикла. И все-таки я встал! Не оглядываясь на мотоциклиста, качаясь как пьяный, я
заставил себя догнать колонну и пристроился к задним рядам. Проходившие через речку
немецкие танки и автомашины взмутили воду, но мы пили ее, эту коричневую теплую
жижу, и она казалась нам слаще самой хорошей ключевой воды. Я намочил голову и
плечо. Это меня очень освежило, и ко мне вернулись силы. Теперь-то я мог идти, в
надежде, что не упаду и не останусь лежать на дороге…
Только отошли от речки, как по пути нам встретилась колонна средних немецких танков.
Они двигались нам навстречу. Водитель головного танка, рассмотрев, что мы – пленные,
дал полный газ и на всем ходу врезался в нашу колонну. Передние ряды были смяты и
раздавлены гусеницами. Пешие конвойные и мотоциклисты с хохотом наблюдали эту
картину, что-то орали высунувшимся из люков танкистам и размахивали руками. Потом
снова построили нас и погнали сбоку дороги. Веселые люди, ничего не скажешь…
В этот вечер и ночью я не пытался бежать, так как понял, что уйти не смогу, потому что
очень ослабел от потери крови, да и охраняли нас строго, и всякая попытка к бегству
наверняка закончилась бы неудачей. Но как проклинал я себя впоследствии за то, что не
предпринял этой попытки! Утром нас гнали через одну деревню, в которой стояла
немецкая часть. Немецкие пехотинцы высыпали на улицу посмотреть на нас. Конвой
заставил нас бежать через всю деревню рысью. Надо же было унизить нас в глазах
подходившей к фронту немецкой части. И мы бежали. Кто падал или отставал, в того