Page 39 - Донские рассказы

грудной ребенок, а вы не ребенок и испачкали не пеленки, а наступательную операцию.
Как же это так у вас получилось? Потрудитесь объяснить». Тихий такой голос говорит,
вежливый, а у генерала от этого тихого голоса одышка начинается и пот по спине бежит
в три ручья…

Нет, Коля, ты как хочешь, а я генералом не желаю быть! При всем моем честолюбии не
желаю, и баста! И если бы меня вдруг вызвали в Кремль и сказали: «Берите, товарищ
Лопахин, на себя командование энской дивизией», – то я побледнел бы с ног до головы и
категорически отказался. А если бы там стали настаивать, то вышел бы я, поднялся на
Кремлевскую стену и оттуда в Москву-реку – вот так!

Лопахин сложил над головой руки, высоко подпрыгнул и камнем упал в зеленую
плотную воду. На середине речки он вынырнул, отфыркиваясь, дико вращая глазами,
закричал:

– Скорее окунайся, а то утоплю!
Николай с разбегу бросился в воду, ахнул, мгновенно ощутив обжегший все тело
колючий холодок, и, далеко выбрасывая длинные руки, поплыл к Лопахину.
– Ты у меня сейчас поныряешь, дьявол кривоногий! – улыбаясь, говорил он и уже
готовился схватить Лопахина, но тот скорчил испуганно-глупую рожу, снова нырнул,
мелькнув на секунду смуглыми, блестящими ягодицами, бешено работая под водой
ногами…

Купание освежило Николая. Исчезли головная боль и усталость, и посветлевшими
глазами он уже по-иному взглянул на окружающий его мир, залитый потоками
ослепительного полуденного солнца.

– До чего же здорово! Будто заново на свет народился! – сказал он Лопахину.

– После такого купания по стопке бы выпить да хороших домашних щей навернуть, а
этот проклятый богом Лисиченко опять наварил каши, чтоб он подавился ею! –
раздраженно сказал Лопахин и неуклюже запрыгал на одной ноге, стараясь другой
попасть в растопыренную штанину. – Пойдем разве попросим щей у какой-нибудь
старушки?

– Неудобно.
– Думаешь, не даст?

– Может, и даст, но как-то неудобно.
– Э, черт, а если б кухни не было? Какое там неудобство, пойдем! В своей родной области
да чтобы щей не выпросить?

– Мы ведь не странники и не нищие, – нерешительно сказал Николай.

Двое знакомых красноармейцев вышли из-за плотины. Один из них – высокий и худой, с
младенчески бесцветными глазами и крохотным ртом – нес в руке мокрый узелок,
другой шел следом, на ходу застегивая ворот гимнастерки. Синее, как у утопленника,
лицо его зябко подергивалось, почерневшие губы дрожали. Красноармейцы поравнялись
с Лопахиным, и тот, хищно вытянув шею, спросил:

– Что у вас в узле, орлы?
– Раки, – ответил неохотно высокий.
– Ого! Где вы их достали?

– Возле плотины. Родники там, что ли? До того холодная вода, прямо страсть!

– Как же это мы с тобой не додумались! – с досадой воскликнул Лопахин, глянув на
Николая, и деловито спросил у высокого: – Сколько наловили?

– Около сотни, но они некрупные.