Page 67 - Донские рассказы

Нет, теперь-то можно было дышать полной грудью! Начало этого боя вовсе не походило
на тот бой, когда остатки разбитого полка сумели отстоять высоту и отразить натиск
противника, имея всего-навсего четыре противотанковых ружья и несколько пулеметов.
Теперь бой разворачивался совсем по-иному. Не успели танки продвинуться и на
половину расстояния до намеченных Лопахиным ориентиров, как на пути их уже встал
черный частокол разрывов. Била полковая артиллерия, да так старательно и толково,
что вскоре из двадцати средних танков, вывернувшихся из-за бугра, три застыли на
месте, а четвертый не успел пройти и десятка метров, волоча за собою черный шлейф
дыма, как следующий снаряд взвернул у правого борта его лохматый столб земли, и танк
легко и послушно накренился, словно пытаясь зачерпнуть краем развороченной башни
этой благодатной, черноземной донской земли, которую несколько минут назад он так
горделиво попирал гусеницами…
В восторге от стрельбы артиллеристов Лопахин, будто плоскогубцами, сдавил пальцами
плечо Сашки, воскликнул:
– Стреляют-то… стреляют-то как! Ах, мамины дети, кто их только учил? Я б того
человека в маковку расцеловал! Гляди, Сашка, ведь этак мы с тобой нынче можем
безработными оказаться!

С левого фланга, из небольшого садика, стала бить по танкам и батарея ПТО. За
несколько минут было подбито еще два танка, но остальные успели прорваться вперед и
теперь были от окопов уже не далее как в двухстах метрах.

Лопахин отчетливо видел темно-серый приземистый корпус танка, шедшего немного
наискось, видел и смутные очертания какого-то причудливого, хвостатого зверя,
намалеванного белой краской на борту танка, чуть левее креста. Все видели его
воспаленные и слезившиеся глаза, но он ждал, когда расстояние сократится хотя бы еще
на полсотню метров, чтобы бить наверняка.

Из-под гусениц танка выпархивала, низко над землей, над мелким степным полынком
стлалась серая пыль. Иногда на солнце вдруг вспыхивал отполированный трак гусеницы,
и опять, словно хлопья волочащейся за танком серой ваты, клубилась пыль, а поверх ее
было видно, как медленно вращается башня, из дула пушки раздвоенным змеиным
жалом на короткий миг вдруг высовывается и исчезает бледный и острый огонек, почти
невидимый в лучах яркого утреннего солнца, а затем на правом фланге роты впереди и
сзади желтых холмиков окопов вспухает черный, медленно оседающий гриб поднятой
взрывом земли и слышится характерно звонкий, лопающийся звук разрыва.

Со второго патрона Лопахин подбил танк. Почти одновременно загорелись еще два
танка… Остальные, круто разворачиваясь, повернули назад, скрылись за высотой. И
только когда последний танк исчез за пыльным гребнем кургана, Лопахин, сверкнув
синеватыми белками, глянул на бледное лицо Копытовского, вкрадчиво спросил:

– Что это ты, Сашенька, какой-то серый стал?
– Посереешь от такой жизни, – тяжело переводя дыхание, ответил Копытовский.

Спустя полчаса немцы повторили атаку. На этот раз около десятка немецких танков уже
в сопровождении автоматчиков попробовали пробить брешь в обороне на стыке двух рот,
одной из которых командовал лейтенант Голощеков.

Удар пришелся по левому флангу роты Голощекова. Шедший впереди средний танк
противника с ходу налетел на плетневую, обмазанную глиной колхозную кузницу, на миг
весь окутался пылью и, вырвавшись из-под рухнувших обломков, неся на броне сухой
хворост и осыпающийся мусор, расстрелял пушечным огнем расчет станкового
пулемета, успел раздавить несколько стрелковых ячеек… Он шел зигзагами, утюжа
гусеницами окопы, ворочая низко срезанным, тупым серым рылом. Он быстро
приближался к Лопахину, и, когда, покрыв всей громадиной окоп ефрейтора
Кочетыгова, вдруг затормозил одну гусеницу и завертелся на месте, стараясь завалить
землей глубокий окоп, Лопахин выстрелил. Но не он уничтожил этот танк: по грудь
засыпанный землею, уже умирающий ефрейтор Кочетыгов потянулся вверх и, едва лишь
танк сполз с его разрушенного окопа, слабым, детским движением взмахнул рукой.
Бутылка тоненько, неслышно в грохоте боя чокнулась с покатой серой бронею танка,
звякнула и разлетелась на мелкие осколки, а по литой броне поползли горючее пламя,