Page 7 - Донские рассказы
P. 7

после того, как сзади нанесли ему сильнейший удар по голове увесистой табуреткой… И
                вновь встало перед глазами красивое лицо Овражнего, его неуверенная, блуждающая
                улыбка…
                Николай ощутил легкую тошноту, стянул с головы фуражку. Руки его стали влажными от
                пота.
                С той поры он старательно избегал встреч с Овражним. Не надо было искушать судьбу.
                Нельзя было играть чужой и своей жизнью…

                А неопределенность в семье словно бы прижилась и пустила корни. И только в первых
                числах июня невеселую эту жизнь встряхнула неожиданно полученная из Кисловодска
                телеграмма от старшего брата Николая. Ее вручили Стрельцову в конторе МТС утром.
                «Второго поездом двадцать два вагон семь буду станции встречай обнимаю Александр».
                Не в силах сдержать радостной улыбки, Стрельцов несколько торопливее, чем обычно,
                вошел в кабинет директора, тихонько положил на стол телеграмму.
                – Жду гостя, Иван Степаныч!

                Из-под очков в металлической оправе директор удивленно взглянул на Николая.

                – Неужели братец едет?
                – Он самый.
                – Так ведь у него же путевка вроде до половины июня?

                Все так же улыбаясь, Николай развел руками:

                – Похоже, что не выдержал режима, удрал до срока. Там в новину не очень-то приятно;
                а он, насколько я помню, на курорте впервые. Он всегда предпочитал вольный отдых,
                охоту, рыбалку.

                Директор еще раз прочитал телеграмму, сунул очки в грудной карман старенького
                парусинового пиджака, удовлетворенно сказал:

                – Ну, что же, молодец твой брат, Микола. Он правильно рассудил. У нас он и отдохнет
                лучше, и сердце тишиной подлечит. На нашем степном полынном воздухе, я так
                разумею, не только сердце, но и всякую другую хворость с успехом можно лечить. Где-то
                я читал, что даже граф Толстой к башкирам ездил, воздухом лечился и кумыс пил. Ну
                насчет кумыса это еще как сказать… Пил я его в Гражданскую войну у калмыков и так
                определил: решительно от него никакой пользы русскому человеку не может быть! Одна
                отрыжка в нос и в животе бурчание, а пользы ни на грош! Пил я из любопытства и
                парное кобылье молоко. Ты никогда не пробовал, Микола? Нет? И не пробуй.
                Голубенькая водичка, чуть сладит, пены много, а пользы от него или сытости тоже
                ничего не заметил, да и заметить невозможно, потому что ее нет. – Помолчал немного и
                для вящей убедительности добавил: – Конечно, одним воздухом, даже нашим, не
                прокормишься, но у нас вдобавок к воздуху не паршивый кумыс, а природное коровье
                молоко, неснятое, пятипроцентной жирности, яйца тепленькие, прямо из-под курицы, а
                не какие-нибудь подсохлые, плюс сало в четверть толщины, ну разные там вареники со
                сметаной, молодая баранина и прочее, да тут никакое сердце не выдержит и постепенно
                придет в норму. А если к этому добавить добрый борщ да по чарке перед обедом, то жить
                твоему братцу у нас до ста лет и перед смертью не икать! Правильное решение он
                принял – ехать к нам! Исключительно правильное!
                Столько детски-наивной, простодушной убежденности было в словах пышущего
                здоровьем степняка, что Николай, уже откровенно посмеиваясь, сказал:
                – Я тоже так думаю, Степаныч, а как насчет машины?

                – Какой может быть разговор, бери ее утром и кати на станцию встречать.
                – Тебе-то самому она не понадобится?

                – Я и на лошадях съезжу в случае чего, а ты бери машину. Братец-то генерал, да еще
   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12