Page 152 - Собрание рассказов
P. 152

все, что было ценного в их с мужем трудной жизни, — что им самим довелось познать. терпя
               лишения, но не изменяя мужеству, чести, достоинству, — и передаст детям, и не придется им
               ради  этого  терпеть  никаких  лишений,  ни  тягот,  ни  мытарств.  Она  предвидела,  что  с
               невесткой  у  нее  может  пойти негладко,  но  верила,  что  в  сыне,  природном  Юинге, найдет
               союзника; через год она даже смирилась с необходимостью подождать, ибо дети были еще
               малы; она не тревожилась, ведь и они были Юинги: придирчиво рассмотрев в тот первый раз
               едва намеченные черты пухлых младенческих лиц, она сказала себе, что потому они и не
               походят ни на кого из их рода  — чересчур малы. И, не сетуя, терпеливо поджидала, когда
               настанет срок; не знала даже, что  сын собрался переезжать, покуда он не сообщил ей, что
               куплен новый дом, а этот до самой смерти принадлежит ей. Она смотрела, как они уезжают;
               она ничего не сказала; не пробил час. Не пробил он и в ближайшие пять лет, когда у нее на
               глазах  сын  принялся  наживать  деньги  все  быстрей,  все  легче  и  легче,  с  откровенной,
               презренной  и  презрительной  легкостью  загребая  то  самое,  что  они  с  мужем  добывали  по
               жалким  крохам  в  тяжких  трудах,  неотступно  и  неподкупно  храня  достоинство,  гордость,
               честь, — и точно так же тратил, транжирил их. К тому времени она махнула рукой на сына и
               давно  успела  убедиться,  что  в  представлениях  о  нравственности  они  с  невесткой  —
               непримиримые и вечные враги. Это произошло на пятый год. Раз, у сына, она увидела, как из
               лежащей  на  столе  материнской  сумочки  дети  вытаскивают  деньги.  Сколько  их  было  в
               сумочке, мать и сама не знала; когда бабушка рассказала ей, что произошло, она вскипела и с
               вызовом  предложила  устроить  проверку.  Бабушка  предъявила  свои  обвинения  детям;  те,
               глядя на нее честными, правдивыми глазами, все отрицали. Тогда-то она по-настоящему и
               порвала с семейством сына; с тех пор она виделась с детьми, только когда ему случалось
               захватить  их  с  собой  во  время  неукоснительных  ежедневных  наездов.  У  нее  сохранилось
               сколько-то долларов, горстка мелочи, привезенной еще из Небраски и не тронутой за пять
               лет,  ибо  зачем  ей  тут  были  деньги;  однажды,  когда  дети  были  у  нее,  она  положила  одну
               монету  на  видное  место,  потом  пошла  посмотреть  —  монеты  как  не  бывало.  Наутро  она
               попробовала  завести  с  сыном  разговор  о  детях;  памятуя,  как  приняла  такой  разговор
               невестка, начала издалека, с денег вообще.
                     — Да, — сказал он. — Я зашибаю деньгу. Пока удается, зашибаю быстро. Я собираюсь
               нажить  большие  деньги.  Собираюсь  содержать  своих  детей  в  роскоши,  предоставить  им
               возможности, какие моему отцу и во сне бы не приснились.
                     — В том-то и беда, — сказала она. — К тебе слишком легко идут деньги. В здешних
               местах вообще житье чересчур легкое для Юингов. Для тех, у кого деды и прадеды родились
               здесь, может быть, и подходяще, кто его знает. Для нас — нет.
                     — Но дети родились здесь.
                     — Всего  одно  поколение.  Прежние  у  нас  рождались  в  крытой  дерном  землянке  на
               целинных, распаханных под пшеницу землях Небраски. А раньше — в бревенчатой хижине в
               Миссури. А перед тем — в Кентукки, в осажденном индейцами блокгаузе. Никогда Юингам
               в этом мире не доставались легкие пути. Возможно, так оно и задумано господом.
                     — А теперь вот — достанутся, — сказал он; и это было сказано с торжеством. — Тебе
               достанутся, мне тоже. Ну, а главное — им.
                     Вот  и  все.  Он  ушел,  а  она  еще  посидела  тихо  на  единственном  стуле  из  Небраски,
               который  забрала  со  склада, —  первом  стуле,  купленном  для  нее  Айрой  Юингом-старшим
               после  того,  как он  построил  дом;  на  нем она  укачивала  Айру-младшего,  когда  он  еще  не
               научился  ходить,  а  сам  Айра-  старший  сидел  на  мучном  бочонке,  приспособленном  под
               табурет,  суровый,  спокойный,  неподкупный,  вкушая  честно  заработанное  отдохновение  в
               сумерках после дня работы, накануне дня работы, — она сидела и говорила себе, вот и все. А
               дальше предприняла шаг, любопытный своею прямотой; было в нем нечто сродни деловитой
               нещепетильности,  свойственной  первопоселенцам,  их  умению  трезво  и  молниеносно
               оценить суровую обстановку и использовать ее в своих интересах; можно подумать, будто
               впервые в жизни она сумела пустить в ход что-то, нечто обретенное ею, когда она променяла
               свою молодость и налитую силой зрелость на бескрайность Небраски — и не затем пустить в
   147   148   149   150   151   152   153   154   155   156   157