Page 155 - Собрание рассказов

неподвижное лицо казалось точеным. Когда Элнора вошла в комнату, она повернула голову
и бросила на негритянку мимолетный вопросительный взгляд.
— Может, они черным ходом вернулись? — спросила она.
— Нет, мэм, — отвечала Элнора, направляясь к креслу.
Старуха опять посмотрела в окно.
— Признаться, я ничего не понимаю. Мисс Нарцисса вдруг ни с того ни с сего куда-то
едет. Собирается и…
Элнора подошла к креслу.
— Да, пожалуй, слишком много прыти для такой лентяйки, — проговорила она своим
спокойным, холодным голосом.
— Собирается и… — продолжала старуха. — Не смей так о ней говорить.
— Разве я не правду сказала? — возразила Элнора.
— Вот и держи ее при себе. Она жена Баярда. И теперь она женщина из семьи
Сарторисов.
— Она никогда не будет женщиной из семьи Сарторисов, — отвечала Элнора.
Ее собеседница смотрела в окно.
— Собирается и вдруг ни с того ни с сего едет на два дня в Мемфис. С тех пор, как
родился этот мальчик, она его ни разу даже на одну ночь не оставляла. Оставляет его на
целых две ночи, и заметь, ничего не объясняет, а потом возвращается и средь бела дня ведет
его гулять в лес. Как будто он без нее соскучился. Как ты думаешь, он по ней скучал?
— Нет, мэм, — отозвалась Элнора. — Ни один Сарторис никогда ни по ком не скучал.
— Разумеется, он не скучал. — Старуха посмотрела в окно. Элнора стояла немного
позади кресла. — Они что, за пастбище пошли?
— Не знаю. Там дальше не видно. Они шли к ручью.
— К ручью? Зачем это, хотела бы я знать?
Элнора ничего не ответила. Она стояла немного позади кресла, прямая и неподвижная,
как индианка. Лучи солнца теперь горизонтально ложились на сад под окном, и скоро из сада
донеслось вечернее благоухание жасмина; оно вливалось в комнату почти осязаемыми
волнами, густыми, сладкими, приторно сладкими. Обе женщины неподвижно
вырисовывались на фоне окна — старуха немного наклонилась вперед в кресле, негритянка
стояла чуть позади, тоже неподвижная и прямая, как кариатида.
Свет в саду уже становился медно-красным, когда женщина и мальчик вошли в сад и
направились к дому. Старуха в кресле вдруг наклонилась вперед. Элноре показалось, будто
этим движением старуха вырвалась из своего беспомощного тела и, как птица, устремилась в
сад навстречу ребенку; в свою очередь подвинувшись немного вперед, Элнора увидела, что
на лице ее промелькнуло выражение искренней неприкрытой нежности.
Женщина и мальчик прошли через сад и уже подходили к дому, как вдруг старуха
резко откинулась на спинку кресла.
— Они мокрые! — вскричала она. — Посмотри на их одежду. Они одетые купались в
ручье!
— Я, пожалуй, пойду соберу ужинать, — сказала Элнора.

II

В кухне Элнора готовила салат из латука и помидоров и резала хлеб — не простой
кукурузный хлеб, и даже не пресные лепешки, а хлеб, какой научила ее печь женщина, самое
имя которой она произносила лишь в случае крайней необходимости. Айсом и Сэди сидели
на стульях у стены.
— Я против нее ничего не имею, — говорила Элнора. — Я черномазая, а она белая. Да
только в моих черных детях породы больше, чем в ней. И манеры у них лучше.
— Послушать вас с мисс Дженни, так после мисс Дженни никто и на свет не
родился, — сказал Айсом.