Page 178 - Собрание рассказов

Опять Юл словно не расслышал.
— Вы не подумаете на меня — что я вас под выстрел вел? Клянитесь!
— Клянусь, — негромко сказал Видаль, глядя на паренька; они говорили теперь как
взрослый со взрослым или как мальчик с мальчиком. — Как же, по-твоему, нам поступить?
— Назад повернуть. Их теперь нету дома. Мы могли бы…
Он тянул за узду, задерживал буланого; снова Цезарь догнал буланого и вышел вперед.
— Значит, по-твоему, здесь надо ожидать засаду? — сказал Видаль. Он вдруг
пришпорил лошадь, дернув вцепившегося в узду паренька. — Пусти, — сказал Видаль. Юл
не выпускал, и буланый тянул его за собой. Вот уже буланый поравнялся с гнедым Цезарем,
на котором, высоко подобрав колени, торчал негр, по-прежнему двигая ртом, изболтанно
вислогубым, изношенным и разношенным, как старый башмак.
— Я ему говорю, говорю… — бубнил негр.
— Пусти поводья! — сказал Видаль, шпоря буланого и конским плечом напирая на
Юла.
— Так не повернете назад? Не хотите?
— Пусти! — сказал Видаль, слегка ощерив зубы под усами, пришпорив, вздыбив
буланого. Юл выпустил уздечку и кинулся к гнедому. Буланый рванулся вскачь, и Видаль,
оглянувшись с него, увидел, как Юл взметнулся Цезарю на спину, сталкивая негра, оттесняя
назад, и как негр исчез за гнедым крупом.
— Они думают, вы на гнедом, на хорошем, — задыхаясь, сказал Юл. — Я им сказал, вы
на гнедом поедете… Свертайте с тропы, вниз берите! — прокричал он, обгоняя Видаля. —
Конь свезет! С тропы свертай! С тропы…
Видаль пришпорил буланого; обе лошади почти вровень доскакали до поворота, где
тропа, сделав петлю, уходила в спутанную поросль лавра и рододендрона. Юл оглянулся
через плечо.
— Осади! — крикнул он. — Свертай!
Видаль резко дал лошади шпоры. Лицо его было искажено тонкой гримасой
раздражения и гнева, похожей на усмешку.
И эта усмешка так и осталась на мертвом лице, когда, застряв ногою в стремени, тело
Видаля ударилось об землю. Буланый прянул от выстрела с тропы вбок, волоча Видаля,
повернулся, храпнул — и принялся щипать траву. Гнедой же кровный конь пронесся мимо,
за поворот, шарахнулся вспять, мелькая съехавшим под брюхо одеялом, кося глазом, и
прыгнул через тело паренька — оно лежало на тропе, свернутым набок лицом упираясь в
валун, а руки раскинув в стороны и назад, как женщина, которая, приподняв подол,
перепрыгивает через лужу. Затем Цезарь снова круто повернул, встал над телом Видаля и
негромко заржал, вскидывая головой, косясь на лавровую рощу и на тающее там облачко
черного порохового дыма.
Негр уже привстал на четвереньки, когда из рощи показались те двое. Один из них
бежал бегом, громко и монотонно повторяя: «Дурень чертов! Дурень чертов! Дурень
чертов!». Негр смотрел, как он бежит и как остановился вдруг и выронил ружье — окаменел,
уставился на труп Юла с изумленным и потрясенным выражением, словно пробуждаясь от
сна. Затем негр увидел и второго — в момент, когда тот, приостановясь и мотнув вверх
стволом винтовки, начал ее перезаряжать. Негр не сдвинулся с места. Стоя на руках и
коленях, он глядел на двух белых, бегуче и дико поводя глазами, вращая налитыми кровью
белками. Затем шевельнулся, повернулся и, не вставая с четверенек, перебежал к тому месту,
где у ног лошади лежал Видаль; и, скорчась над Видалем, снова поднял глаза, стал смотреть,
как Вэтч не спеша отходит по тропе, заряжая винтовку. Вэтч кончил пятиться. Негр не
зажмурился, не отвернулся, — смотрел, как удлиняется, поднимается, медленно
укорачивается ствол и обращается в круглое пятно на белом фоне лица, как точка на
странице. Смотрел, скорчась, вращая глазами, неустанно бегучими, дикими, красными, как у
загнанного зверя.