Page 6 - Глазами клоуна
P. 6
снобистские шуточки, все, кроме Цюпфнера, который так страдал, что попросил у меня
закурить. Это была первая в его жизни сигарета, он неумело пускал дым, и я обратил
внимание, как он радуется, что в клубах дыма не видно его лица. Я переживал за Марию, она
сидела бледная и дрожащая, а Кинкель принялся рассказывать анекдот про одного типа,
который получал пятьсот марок в месяц и вполне обходился этой суммой, потом он стал
зарабатывать тысячу и заметил, что жить стало трудновато, но хуже всего пришлось
бедняжке после Того, как его жалованье возросло до двух тысяч марок; наконец он стал
получать три тысячи, и дело опять пошло на лад. Свой опыт этот типчик вложил в афоризм:
«С пятьюстами марками и меньше кое-как перебиваешься, но когда получаешь от пятисот до
трех тысяч — потуже затягивай пояс». Кинкель даже не понял, что он натворил. Он
продолжал болтать, посасывая толстенную сигару, то и дело поднося ко рту бокал с вином и
заглатывая одну сырную палочку за другой — и все это с поистине олимпийским
спокойствием; в конце концов даже прелат Зоммервильд — духовный наставник «кружка»
— встревожился и подсунул Кинкелю другую тему для разговора. Насколько я помню, он
произнес сакраментальное слово «реакция», и Кинкель сразу попался на удочку. Он тут же
клюнул, пришел в ярость и прервал на половине фразы свою речь о том, что автомобиль за
двенадцать тысяч марок обходится дешевле, чем за четыре тысячи пятьсот; тут даже жена
Кинкеля, восторгавшаяся им с прискорбной некритичностью, вздохнула свободно.
3
Сегодня я впервые почувствовал себя в этой квартире до некоторой степени приятно —
здесь было тепло и чисто, и, когда я вешал в передней пальто и ставил в угол гитару, я
подумал, что собственная квартира, быть может, нечто большее, чем самообман. По натуре я
бродяга, я никогда не стану человеком оседлым, а Мария тем более, и все-таки она, кажется,
решила осесть окончательно. А ведь раньше она начинала нервничать, если я выступал в
одном городе больше недели.
Моника Зильвс и на сей раз все очень мило устроила, как и всегда, впрочем, когда мы
отправляли ей телеграмму: она взяла ключи у управляющего, убрала квартиру, поставила в
столовой цветы и накупила полный холодильник продуктов. В кухне на столе стояла баночка
с молотым кофе, а рядом — бутылка коньяку. В столовой я обнаружил сигареты и
обожженную свечу возле вазы с цветами. Моника умеет быть необыкновенно сердечной, но
иногда это переходит в слащавость и Монике изменяет вкус: свеча, которую она поставила
на стол, была с искусственными слезками, уверен, что «Католический союз в защиту
хорошего вкуса» осудил бы Монику, впрочем, в спешке она, наверное, не нашла ничего
лучшего или же у нее не хватило денег на дорогую, красивую свечу, но я почувствовал, что
именно от этой безвкусной свечи моя нежность к Монике Зильвс приближается к той грани,
преступить которую мне не дает злосчастная склонность к моногамии. Остальные члены
католического кружка Моники ни за что в мире не рискнули бы обнаружить дурной вкус или
слащавость. Да, они ни в чем не дали бы маху, а если уж промахнулись, то скорее в вопросе
морали, нежели в вопросе хорошего вкуса. Квартира еще пахла духами Моники, излишне
терпкими и чересчур модными, по-моему, эта адская смесь зовется «Тайгой».
Я прикурил от свечи Моники сигарету Моники, принес из кухни коньяк, а из передней
телефонную книгу и снял трубку. Благодаря Монике с телефоном тоже все оказалось в
порядке. Он был включен. Я услышал отчетливые гудки, будто где-то вдали билось
необъятное сердце, гудки говорили мне в эту минуту больше, чем шум прибоя, дыхание бури
или львиный рык. В них было заключено все: голос Марии, голос Лео, голос Моники. Я
медленно положил трубку. Теперь это было мое единственное оружие, и скоро я к нему
прибегну. Закатав правую штанину, я осмотрел разбитое колено, ссадины оказались
неглубокими, опухоль сравнительно безобидной, тогда я налил себе большую рюмку
коньяку, выпил половину, а остальное плеснул на больное колено, потом заковылял на
кухню и поставил коньяк в холодильник. Только тут я вспомнил, что Костерт так и не принес