Page 98 - Глазами клоуна
P. 98

Намазывая на подсушенный хлеб толстый слой масла и ливерной колбасы, насыпая в чашку
               три ложки какао вместо положенных двух, ты впервые чувствуешь глухое раздражение  —
               черт  бы  побрал  эту  диету  —  и  вспоминаешь,  как  госпожа  Блотхерт  произнесла  своим
               визгливым голосом, когда ты взяла еще кусок торта:
                     —  Но  ведь  в  общей  сложности  здесь  свыше  полутора  тысяч  калорий.  Неужели  вы
               можете себе это позволить?
                     А  потом  бросила  на  твою  талию взгляд оценщика,  взгляд,  в  котором  нетрудно  было
               прочесть: «Нет, вы не можете себе этого позволить!»
                     О святой «ка-ка-ка ...нцлер» или «...толон»! Да, несомненно, ты начинаешь полнеть!.. В
               городе  шепчутся,  в  этом  городе  шептунов  шепчутся.  Почему  она  не  находит  себе  места,
               почему прячется по темным углам — в кино и в церкви, почему пьет одна в темной столовой
               шоколад с ломтем хлеба? Что ты сказала этому молокососу на вечере во время танцев, когда
               он  одним  духом  выпалил:  «Ответьте  мне  быстро,  что  вы  любите  больше  всего  на  свете,
               сударыня, только не задумывайтесь!» И ты, конечно, сказала ему правду; «Маленьких детей,
               исповедальни, кино, грегорианские песнопения и клоунов».
                     — А мужчин вы не любите, сударыня?
                     —  Да,  но  только  одного,  —  сказала  ты,  —  мужчин  как  таковых  —  нет,  мужчины
               глупые.
                     — Вы разрешите мне опубликовать ваши ответы?
                     — Нет, нет, боже вас упаси!
                     Мария  ответила  «только  одного».  Почему  бы  ей  не  сказать  просто:  «только  своего
               мужа»? Но разве любить одного мужчину не означает любить только мужа, только того, с
               кем ты обвенчана? Ах, эти лишние четыре буквы в слове муж-чина!
                     Прислуга  возвращается  домой.  Ключ  поворачивается  в  замочной  скважине,  входная
               дверь открывается, снова хлопает, ключ опять поворачивается. В передней зажигается свет,
               гаснет, потом зажигается свет на кухне, хлопает дверца холодильника, опять хлопает, свет на
               кухне тушат, в твою дверь осторожно стучат:
                     — Спокойной ночи, госпожа Цюпфнер.
                     — Спокойной ночи. Маленькая Мария хорошо себя вела?
                     — Очень хорошо.
                     Свет  в передней  выключают,  на  лестнице  раздаются  шаги. («Стало  быть, она  сидела
               совсем одна в темноте и слушала церковную музыку».)
                     Твои руки, руки, которые стирали тогда простыни и отогревались у меня под мышкой,
               касаются сейчас тысячи вещей: патефона, пластинок, ручек настройки, клавиш приемника,
               чашек, хлеба, детских волос, одеяльца, теннисной ракетки.
                     — Да, кстати, почему ты перестала играть в теннис?
                     Ты пожимаешь плечами. Нет настроения, просто нет настроения. А ведь теннис вполне
               подходящая игра для жен политиков и ведущих католических деятелей. Ни-ни. Эти понятия
               пока  еще  не  совсем  совпадают.  Теннис  сохраняет  стройную,  гибкую  фигуру,  женскую
               привлекательность.
                     — А Ф. так любит играть с тобой в теннис. Он тебе не нравится?
                     — Нет, нет, почему же?
                     Ф.  человек  сердечный.  Правда,  про  него  говорят,  что  он  добивался  министерского
               портфеля  «зубами  и  когтями».  Его  считают  негодяем  и  интриганом,  но  к  Хериберту  он и
               впрямь питает слабость. Люди продажные и бессовестные частенько симпатизируют людям
               неподкупным  и  совестливым.  Какую  трогательную  порядочность  проявил  Хериберт  при
               постройке своей виллы: не воспользовался специальными кредитами, не прибег к «помощи»
               специалистов, своих коллег по церковным и партийным союзам. Правда, он хотел, чтобы его
               сад  был  разбит  «на  склоне»,  только  поэтому  ему  пришлось  заплатить  кое-что  сверх
               установленной цены, что «само по себе» он считает аморальным. А теперь оказалось, что сад
               на склоне не так уж удобен.
                     Сады на склонах можно разбивать вниз и вверх. Хериберт выбрал спускающийся сад...
   93   94   95   96   97   98   99   100   101   102   103