Page 98 - Глазами клоуна

Намазывая на подсушенный хлеб толстый слой масла и ливерной колбасы, насыпая в чашку
три ложки какао вместо положенных двух, ты впервые чувствуешь глухое раздражение —
черт бы побрал эту диету — и вспоминаешь, как госпожа Блотхерт произнесла своим
визгливым голосом, когда ты взяла еще кусок торта:
— Но ведь в общей сложности здесь свыше полутора тысяч калорий. Неужели вы
можете себе это позволить?
А потом бросила на твою талию взгляд оценщика, взгляд, в котором нетрудно было
прочесть: «Нет, вы не можете себе этого позволить!»
О святой «ка-ка-ка ...нцлер» или «...толон»! Да, несомненно, ты начинаешь полнеть!.. В
городе шепчутся, в этом городе шептунов шепчутся. Почему она не находит себе места,
почему прячется по темным углам — в кино и в церкви, почему пьет одна в темной столовой
шоколад с ломтем хлеба? Что ты сказала этому молокососу на вечере во время танцев, когда
он одним духом выпалил: «Ответьте мне быстро, что вы любите больше всего на свете,
сударыня, только не задумывайтесь!» И ты, конечно, сказала ему правду; «Маленьких детей,
исповедальни, кино, грегорианские песнопения и клоунов».
— А мужчин вы не любите, сударыня?
— Да, но только одного, — сказала ты, — мужчин как таковых — нет, мужчины
глупые.
— Вы разрешите мне опубликовать ваши ответы?
— Нет, нет, боже вас упаси!
Мария ответила «только одного». Почему бы ей не сказать просто: «только своего
мужа»? Но разве любить одного мужчину не означает любить только мужа, только того, с
кем ты обвенчана? Ах, эти лишние четыре буквы в слове муж-чина!
Прислуга возвращается домой. Ключ поворачивается в замочной скважине, входная
дверь открывается, снова хлопает, ключ опять поворачивается. В передней зажигается свет,
гаснет, потом зажигается свет на кухне, хлопает дверца холодильника, опять хлопает, свет на
кухне тушат, в твою дверь осторожно стучат:
— Спокойной ночи, госпожа Цюпфнер.
— Спокойной ночи. Маленькая Мария хорошо себя вела?
— Очень хорошо.
Свет в передней выключают, на лестнице раздаются шаги. («Стало быть, она сидела
совсем одна в темноте и слушала церковную музыку».)
Твои руки, руки, которые стирали тогда простыни и отогревались у меня под мышкой,
касаются сейчас тысячи вещей: патефона, пластинок, ручек настройки, клавиш приемника,
чашек, хлеба, детских волос, одеяльца, теннисной ракетки.
— Да, кстати, почему ты перестала играть в теннис?
Ты пожимаешь плечами. Нет настроения, просто нет настроения. А ведь теннис вполне
подходящая игра для жен политиков и ведущих католических деятелей. Ни-ни. Эти понятия
пока еще не совсем совпадают. Теннис сохраняет стройную, гибкую фигуру, женскую
привлекательность.
— А Ф. так любит играть с тобой в теннис. Он тебе не нравится?
— Нет, нет, почему же?
Ф. человек сердечный. Правда, про него говорят, что он добивался министерского
портфеля «зубами и когтями». Его считают негодяем и интриганом, но к Хериберту он и
впрямь питает слабость. Люди продажные и бессовестные частенько симпатизируют людям
неподкупным и совестливым. Какую трогательную порядочность проявил Хериберт при
постройке своей виллы: не воспользовался специальными кредитами, не прибег к «помощи»
специалистов, своих коллег по церковным и партийным союзам. Правда, он хотел, чтобы его
сад был разбит «на склоне», только поэтому ему пришлось заплатить кое-что сверх
установленной цены, что «само по себе» он считает аморальным. А теперь оказалось, что сад
на склоне не так уж удобен.
Сады на склонах можно разбивать вниз и вверх. Хериберт выбрал спускающийся сад...