Page 21 - Колымские рассказы

перед уходом на работу из топящейся печки, — спичек здесь не было.
Головешки носили в большой консервной банке с приделанной ручкой из проволоки,
тщательно следя, чтобы головни не погасли дорогой. Вытащив головни из банки, обдув
их и сложив тлеющие концы вместе, я раздул огонь и, положив головни на ветки,
заложил костер — сухую траву и мелкие сучья. Все это было закрыто большими сучьями,
и скоро синий дымок неуверенно потянулся по ветру.
Я никогда раньше не работал в бригадах, заготовляющих хвою стланика. Заготовка шла
вручную, зеленые сухие иглы щипали, как перья у дичи, руками, захватывая побольше в
горсть, набивали хвоей мешки и вечером сдавали выработку десятнику. Затем хвоя
увозилась на таинственный витаминный комбинат, где из нее варили темно-желтый
густой и вязкий экстракт непередаваемо противного вкуса. Этот экстракт нас
заставляли пить или есть (кто как сумеет) перед каждым обедом. Вкусом экстракта был
испорчен не только обед, но и ужин, и многие видели в этом лечении дополнительное
средство лагерного воздействия. Без стопки этого лекарства в столовых нельзя было
получить обед — за этим строго следили. Цинга была повсеместно, и стланик был
единственным средством от цинги, одобренным медициной. Вера все превозмогает, и,
хотя впоследствии была доказана полная несостоятельность этого «препарата» как
противоцинготного средства и от него отказались, а витаминный комбинат закрыли, в
наше время люди пили эту вонючую дрянь, отплевывались и выздоравливали от цинги.
Или не выздоравливали.

Или не пили и выздоравливали. Везде по свету была тьма шиповника, но его никто не
заготовлял, не использовал как противоцинготное средство — в московской инструкции
ничего о шиповнике не говорилось. (Через несколько лет шиповник стали завозить с
материка, но собственной заготовки, сколько мне известно, так никогда и не было
налажено.)

Представителем витамина С инструкция считала только хвою стланика. Нынче я был
заготовщиком этого драгоценного сырья — я ослабел и из золотого забоя был переведен
щипать стланик.

— Походишь на стланик, — сказал утром нарядчик. — Дам тебе кант на несколько дней.

«Кант» — это широко распространенный лагерный термин. Обозначает он что-то вроде
временного отдыха, не то что полный отдых (в таком случае говорят: он «припухает»,
«припух» на сегодня), а такую работу, при которой человек не выбивается из сил,
легкую временную работу.
Работа на стланике считалась не только легкой — легчайшей работой, и притом она
была бесконвойной.
После многих месяцев работы в обледенелых разрезах, где каждый промороженный до
блеска камешек обжигает руки, после щелканья винтовочных затворов, лая собак и
матерщины смотрителей за спиной работа на стланике был огромным, ощущаемым
каждым усталым мускулом удовольствием. На стланик посылали позже обычного
развода на работу еще в темноте.
Хорошо было, грея руки о банку с дымящимися головешками, не спеша идти к сопкам,
таким непостижимо далеким, как мне казалось раньше, и подниматься все выше и выше,
все время ощущая как радостную неожиданность свое одиночество и глубокую зимнюю
горную тишину, как будто все дурное в мире исчезло и есть только твой товарищ, и ты, и
узкая темная бесконечная полоска в снегу, ведущая куда-то высоко, в горы.
Товарищ мой неодобрительно смотрел на мои медленные движения. Он уже давно ходил
на стланик и справедливо предполагал во мне неумелого и слабого напарника. Работали
парами, заработок был общий и делился пополам.
— Я буду рубить, а ты садись щипать, — сказал он. — И поживей ворочайся, а то мы не
сделаем нормы. А идти отсюда снова в забой я не хочу.
Он нарубил стланиковых веток и приволок огромную кучу лап к костру. Я отламывал
сучья поменьше и, начиная с вершины ветки, обдирал иглы вместе с корой. Они были
похожи на зеленую бахрому.