Page 104 - Хождение по мукам. Хмурое утро

– Отдохнули немножко, Дарья Дмитриевна? Что-то личико озабоченное? С утра-то и не
покушали? Так, так… А я целое ведро молока надоил. Сбегал бы, честное слово,
принес, – красноармейцы все съели. Хлеба мы накрошили и втроем прититюшили. Вот
как животы набили…

Кузьму Кузьмича распирало от переизбытка жизни. Даша не могла смотреть на его
лицо, обритое наголо, – до того оно было неприличное: маленький суетливый подбородок
и рот, такой откровенный и голый, будто сам просился, чтобы его прикрыли… Даша
проснулась поздно, ни в хате, ни на дворе никого уже не было. В воздухе пахло
оттепелью, хлевами, по камышовым крышам цеплялись клочья тумана. Кузьма Кузьмич
увидел ее с соседнего двора, живо перелез через плетень и давай вокруг нее
притоптывать, потирая маленькие грязные руки.
– Во-первых – все хорошо, благополучно, Дарья Дмитриевна… Супруг ваш на том берегу
пруда. Вы изволили крепко спать, не слышали, – была перестрелка. Казачишки хотели
нас пощупать, мы их так стукнули – они кубарем назад в станицу. Пока что
окапываемся… Бегал я на батарею, – Карл Моор еще не вернулся из разведки.
Проезжала с бочкой Анисья – на ней лица нет, губы сжаты, нос вострый, не пожелала со
мной разговаривать. Таков обзор внешних событий. Что касается вас, – берите ведро,
налейте в ковшик теплой воды из чугуна, идем доить корову. Ничего нет более
успокоительного для души и тела, особенно для мечтательной интеллигенции, как
прикосновение к коровьим соскам.

Даша засмеялась. Но он настаивал:
– Шиллер – Шиллером, а на вашем дворе хозяева удрали, бросили скотину не поену, не
кормлену, не доену. Это не порядок. Идите за ведром.
– Я же не умею, Кузьма Кузьмич.

– Вот типичный ответ. Ничего вы не умели, Дарья Дмитриевна, иголки держать не
умели, мужа из-за неуменья едва не потеряли навек. А вот мы надоим молока, я вас
научу, как наводить молочные блины, на лучинках яичницу жарить. Придет Иван Ильич,
голодный, как зверь. И красавица жена подаст ему сковороду, на ней сало шипит как
бешеное. Он накинется, а вы ему еще – блинков! Садитесь напротив и глядите на него со
спокойной улыбкой, и она ему кажется загадочной, как у Джиоконды. Вот какие жены у
командиров Красной Армии!
Кузьма Кузьмич настоял на своем, – уж если попала ему идея какая-нибудь, как шип в
голову, лучше было с ним согласиться. В полутемном хлеву Даша, подобрав юбку,
присела под коровой, – та ее не боднула и не лягнула. Даша помыла теплой водой вымя и
начала тянуть за шершавые соски, как учил Кузьма Кузьмич, присевший сзади. Ей было
страшно, что они оторвутся, а он повторял: «Энергичнее, не бойтесь». Широкая корова
обернула голову и обдала Дашу шумным вздохом, горячим и добрым дыханием.
Тоненькие струйки молока, пахнущие детством, звенели о ведро. Это был бессловесный,
«низенький», «добрый» мир, о котором Даша до этого не имела понятия. Она так и
сказала Кузьме Кузьмичу – шепотом. Он – за ее спиной – тоже шепотом:

– Только об этом вы никому не сообщайте, смеяться будут: Дарья Дмитриевна в
коровнике открыла мир неведомый! Устали пальцы?

– Ужасно.
– Пустите… (Он присел на ее место.) Вот как надо, вот как надо… Ай, ай, ай, вот она,
русская интеллигенция! Искали вечные истины, а нашли корову…
– Слушайте, а вы сами-то…

– Я? – От возмущения он даже бросил доить.
– Сидите под коровой и философствуете.

– Душенька, вы с бывшим попом лучше и не связывайтесь спорить.
Он взял ведро и вместе с Дашей пошел из коровника в хату. Там он стал колоть лучинки.