Page 116 - Хождение по мукам. Хмурое утро
P. 116
Князь, чувствуя некоторую натянутость, самоотверженно овладел вниманием, рассказав
об одном дворнике с Петербургской стороны, обладавшем таинственной силой
заговаривать зубную боль, ожоги и рожу, он же, между прочим, и предсказал
германскую войну, глядя в блюдечко с кофейной гущей. Упоминание о войне прозвучало
не совсем уместно. Василий Васильевич сейчас же, взяв графинчик, налил водки:
– Приходится выпить за то, чтобы на Руси не перевелись чудесные дворники…
В это время внесли индейку. Главнокомандующий, откинувшись на спинку стула,
строгим взором следил, как несли это блюдо, как его поставили среди тесноты на столе,
от него поднялся пар к огонькам свечей, и они слегка заколебались.
– А ведь только в России такие индейки, – сказал он и выбрал себе крыло. Князь
поднялся, без звука раскупорил бутылку шампанского и налил вино в чайные стаканы.
Антон Иванович медленно вытащил салфетку из-за воротника, взял стакан, поднялся,
держась за стул, и сказал:
– Господа, я не могу удержаться, чтобы не порадовать вас… Дело в том, что сегодня
утром французские войска высадились в Одессе, греческие войска заняли Херсон и
Николаев. Наконец-то долгожданная помощь союзников пришла…
В Екатеринодаре приземлился на английском самолете человек настолько странный, что
в правящих и влиятельных кругах не знали, как и подумать: то ли это тайный агент
Клемансо, то ли просто проходимец, а может быть, и серьезная птица. Фамилия его была
французская – Жиро, звали – Петр Петрович, по-русски говорил без запинки, с южным
акцентом; паспорт – уругвайский, хотя это обстоятельство указывало не столько на его
национальность, сколько на пронырливость. Приехал он из Парижа на пароходе,
выгрузившем в Новороссийске винтовки, патроны и другое оружие. Документы,
предъявленные им военному коменданту города, оказались в блестящем порядке, это
были: рекомендательные письма от парламентских депутатов; письмо от министра
исповеданий и еще одно – от французской герцогини с трудно произносимой фамилией;
журналистская карточка газеты «Пти паризьен» и, наконец, деловые предложения
разных контор, начавших в то время возникать, как мухоморы, на гигантских запасах
всевозможных товаров и скоропортящихся грузов, свезенных со всего света во Францию.
Сколько ни ломай голову – деваться было некуда: из Парижа в захолустный
Екатеринодар, еще хранивший следы мартовских и летних боев, свалился с неба
шикарно одетый, вполне европейский человек, в куцей шубейке со скунсовым
воротником, в пестром кашне во всю грудь, с двумя новенькими чемоданами и
фотографическим аппаратом через плечо, в невиданно красивых желтых башмаках с
такими толстыми подметками на ранту, что даже военный комендант не мог оторвать от
них глаз, не говоря уже о публике на улице, где Петр Петрович Жиро шел позади казака
с его чемоданами, весело подняв голову в изящно надвинутой светло-серой шляпе.
Иностранца поместили в лучшей гостинице, в номере «люкс», выкинув оттуда приезжего
спекулянта Паприкаки вместе с его девкой. На другой день Жиро нанес визит генералу
Деникину.
Антон Иванович смутился и выслал к нему в приемную генерала Романовского с
извинением, что главнокомандующий несколько недомогает, но рад видеть у себя в
городе такого интересного гостя.
Жиро заехал с визитом к профессору Кологривову, одному из столпов Государственной
думы, группирующему здесь вокруг Деникина атмосферу государственной мысли под
именованием «Национальный центр». Профессор Кологривов хорошо знал и любил
Париж и продержал милейшего Жиро несколько часов, с восторгом вспоминая обеды в
маленьких ресторанчиках и ночные развлечения на Монмартре. Он вспоминал запах
бульваров и, несмотря на дряблый живот и беспорядочно отросшую бороду, изобразил
на лице молодое лукавство:
– Шер ами, да что говорить, – а этот особенный, неповторимый запах парижских
женщин!.. Ах, я готов целовать камни на улицах Парижа. Да, да, пусть это не покажется
вам странным, – в каждом русском вы найдете пылкого патриота Франции… Вот о чем