Page 116 - Хождение по мукам. Хмурое утро
P. 116

Князь, чувствуя некоторую натянутость, самоотверженно овладел вниманием, рассказав
                об одном дворнике с Петербургской стороны, обладавшем таинственной силой
                заговаривать зубную боль, ожоги и рожу, он же, между прочим, и предсказал
                германскую войну, глядя в блюдечко с кофейной гущей. Упоминание о войне прозвучало
                не совсем уместно. Василий Васильевич сейчас же, взяв графинчик, налил водки:

                – Приходится выпить за то, чтобы на Руси не перевелись чудесные дворники…
                В это время внесли индейку. Главнокомандующий, откинувшись на спинку стула,
                строгим взором следил, как несли это блюдо, как его поставили среди тесноты на столе,
                от него поднялся пар к огонькам свечей, и они слегка заколебались.

                – А ведь только в России такие индейки, – сказал он и выбрал себе крыло. Князь
                поднялся, без звука раскупорил бутылку шампанского и налил вино в чайные стаканы.
                Антон Иванович медленно вытащил салфетку из-за воротника, взял стакан, поднялся,
                держась за стул, и сказал:
                – Господа, я не могу удержаться, чтобы не порадовать вас… Дело в том, что сегодня
                утром французские войска высадились в Одессе, греческие войска заняли Херсон и
                Николаев. Наконец-то долгожданная помощь союзников пришла…



                В Екатеринодаре приземлился на английском самолете человек настолько странный, что
                в правящих и влиятельных кругах не знали, как и подумать: то ли это тайный агент
                Клемансо, то ли просто проходимец, а может быть, и серьезная птица. Фамилия его была
                французская – Жиро, звали – Петр Петрович, по-русски говорил без запинки, с южным
                акцентом; паспорт – уругвайский, хотя это обстоятельство указывало не столько на его
                национальность, сколько на пронырливость. Приехал он из Парижа на пароходе,
                выгрузившем в Новороссийске винтовки, патроны и другое оружие. Документы,
                предъявленные им военному коменданту города, оказались в блестящем порядке, это
                были: рекомендательные письма от парламентских депутатов; письмо от министра
                исповеданий и еще одно – от французской герцогини с трудно произносимой фамилией;
                журналистская карточка газеты «Пти паризьен» и, наконец, деловые предложения
                разных контор, начавших в то время возникать, как мухоморы, на гигантских запасах
                всевозможных товаров и скоропортящихся грузов, свезенных со всего света во Францию.
                Сколько ни ломай голову – деваться было некуда: из Парижа в захолустный
                Екатеринодар, еще хранивший следы мартовских и летних боев, свалился с неба
                шикарно одетый, вполне европейский человек, в куцей шубейке со скунсовым
                воротником, в пестром кашне во всю грудь, с двумя новенькими чемоданами и
                фотографическим аппаратом через плечо, в невиданно красивых желтых башмаках с
                такими толстыми подметками на ранту, что даже военный комендант не мог оторвать от
                них глаз, не говоря уже о публике на улице, где Петр Петрович Жиро шел позади казака
                с его чемоданами, весело подняв голову в изящно надвинутой светло-серой шляпе.
                Иностранца поместили в лучшей гостинице, в номере «люкс», выкинув оттуда приезжего
                спекулянта Паприкаки вместе с его девкой. На другой день Жиро нанес визит генералу
                Деникину.
                Антон Иванович смутился и выслал к нему в приемную генерала Романовского с
                извинением, что главнокомандующий несколько недомогает, но рад видеть у себя в
                городе такого интересного гостя.

                Жиро заехал с визитом к профессору Кологривову, одному из столпов Государственной
                думы, группирующему здесь вокруг Деникина атмосферу государственной мысли под
                именованием «Национальный центр». Профессор Кологривов хорошо знал и любил
                Париж и продержал милейшего Жиро несколько часов, с восторгом вспоминая обеды в
                маленьких ресторанчиках и ночные развлечения на Монмартре. Он вспоминал запах
                бульваров и, несмотря на дряблый живот и беспорядочно отросшую бороду, изобразил
                на лице молодое лукавство:
                – Шер ами, да что говорить, – а этот особенный, неповторимый запах парижских
                женщин!.. Ах, я готов целовать камни на улицах Парижа. Да, да, пусть это не покажется
                вам странным, – в каждом русском вы найдете пылкого патриота Франции… Вот о чем
   111   112   113   114   115   116   117   118   119   120   121