Page 121 - Хождение по мукам. Хмурое утро

тебе подарю бекешу. – Не отпуская его плеча, он тремя ключами отмыкал дверь. – Лично
мою, на роскошном меху. С Левой дружить надо. Лева такой: кому Лева друг – у того
девятка на руках.
Заведя Рощина в комнату с тем же прокисшим запахом, как и в культпросвете,
продолжая хвастаться собой и своими вещами, наваленными повсюду, он обрядил
Вадима Петровича в бекешу, действительно хорошую, лишь несколько попорченную
пулевыми дырками в груди и спине. Кряхтя от тучности, залез под койку; вытащив
оттуда кучу шапок, выбрал одну – смушковую с малиновым верхом – и через комнату
бросил ее Рощину, уверенный, что тот ее подхватит на лету. И – уже роскошествуя –
сорвал со стены кавказскую шашку в серебре: «Была не была – пользуйся, –
конвойская…» Он и сам стал снаряжаться, – на обе руки надел золотые часы-браслеты, –
опоясался поверх поддевки ремнем с двумя «маузерами», прицепил шашку в
облупленных ножнах, предварительно приложив палец к лезвию: «Это моя – рабочая…»
Вбил ноги в высокие резиновые калоши: «Ну, скажем, я не кавалерист, как говорят в
Одессе-маме…» Поверх всего надел нагольный тулуп: «Едем, котик, я тебя
сопровождаю…»

На вокзал их повез тот же Великий Немой. Про него Левка сказал – так, чтобы тому не
было слышно:

– Редкой силы человек, уголовник. Батька с ним с царской каторги бежал. Ты с ним будь
осторожен, – не любит, зверь, чтобы на него долго глядели… Его даже я боюсь…

Левка самодовольно развалился в тачанке, счастливый, румяный:
– Подвезло тебе, Рощин, нравишься ты мне почему-то… Люблю аристократов…
Пришлось мне – вот недавно – пустить в расход трех братьев князей Голицинских… Ну,
прелесть, как вели себя…

В купе вагона, куда Левка велел принести из станционного буфета спирту и закусок,
продолжались те же разговоры. Левка снял кожух, распустил пояс.
– Непонятно, – говорил он, нарезая толстыми жербейками сало, – непонятно, как ты
раньше обо мне не слыхал. Одесса же меня на руках носила: деньги, женщины… Надо
было иметь мою богатырскую силу. Эх, молодость! Во всех же газетах писали: Задов –
поэт-юморист. Да ну, неужто не помнишь? Интересная у меня биография. С золотой
медалью кончил реальное. А папашка – простой биндюжник с Пересыпи. И сразу я – на
вершину славы. Понятно: красив как бог, – этого живота не было, – смел, нахален,
роскошный голос – высокий баритон. Каскады остроумных куплетов. Так это же я ввел в
моду коротенькую поддевочку и лакированные сапожки: русский витязь!.. Вся Одесса
была обклеена афишами… Эх, разве Задову чего-нибудь жалко, – все променял шутя!
Анархия – вот жизнь! Мчусь в кровавом вихре. Да ты, котик, не молчи, поласковей с
Левой, – или все еще сердишься? Ты меня полюби. Многие бледнеют, когда я говорю с
ними… Но кому я друг, – тот мне предан до смерти… Шибко любят меня, шибко…
У Вадима Петровича голова шла кругом. После утреннего потрясения ему было впору
завыть, как псу на пустыре под мутной луной. Неожиданное поручение – короткий и
неясный приказ – было новым испытанием сил. Он понимал, что за каждый неверный
или подозрительный шаг он ответит жизнью, – для этого и приставлен к нему Левка. Что
это за военревком, куда нужно явиться для инспектирования? Что это за план
восстания? Кого, против кого? Левка, конечно, знал. Несколько раз Рощин пытался
задавать ему наводящие вопросы, – у Левки только бровь лезла кверху, глаза стекленели,
и, будто не расслышав, он продолжал бахвалиться; ел – чмокал, не вытирая губ,
раскраснелся, расстегнул ворот вышитой рубашки.

Вадим Петрович тоже вытянул стакан спирту и без вкуса жевал сало. Всеми силами он
подавлял в себе отвращение к этому страшному и смешному, поганому человеку. О
таких он даже не читал ни в каких романах… Видишь ты, придумал про себя: «Мчусь в
кровавом вихре…» Спирт разливался по крови, отпускались клещи, стиснувшие мозг, и
на место почти уже автоматического, почти уже не действующего повеления: «Можешь,
можешь», – находило уверенное легкомыслие.

– Ты все-таки брось со мной дурака валять, – сказал он Левке, – батька дал мне
определенную директиву, я человек военный, загадок не люблю. Рассказывай – в чем