Page 113 - Хождение по мукам. Хмурое утро

14
Главнокомандующий Деникин каждую пятницу вечером играл в винт у Екатерины
Алексеевны Квашниной, своей дальней родственницы по материнской линии. Этот винт
начался еще в девяностых годах, когда Антон Иванович учился в академии и снимал
комнату у Екатерины Алексеевны на 5-й линии Васильевского острова в опрятной – по-
петербургскому – квартире ее в полунизку. С того времени из четырех постоянных
партнеров в живых остались только они двое, заброшенные жестокими временами в
Екатеринодар, где Антон Иванович, волей бога, встал во главе вооруженных белых сил, а
Екатерина Алексеевна, бежавшая из Петербурга в начале восемнадцатого года, скромно
проживала здесь со своей дочерью – тоже Екатериной Алексеевной – младшей.

Главнокомандующий не раз предлагал ей под тем или иным предлогом
вспомоществование, но она отвечала: «Лучше, чтобы это не стояло между нами, Антон
Иванович, – деньги портят дружбу». Она брала на дом корректуры изданий
Осведомительного агентства, и, кроме того, у нее с дочерью оставались кое-какие
ценные мелочи про черный день.

Вечер пятницы был священным, никто, даже начальник штаба, генерал Романовский, не
смел отрывать главнокомандующего от традиционного винта. Ровно в двадцать часов у
деревянного неказистого домика с воротами – в отдаленной степной части города –
останавливалась одноконная коляска с поднятым кожаным верхом. Главнокомандующий
приказывал кучеру – бородачу, с Георгиями во всю грудь, – приехать за ним в полночь,
тихим шагом входил в калитку и поднимался на крылечко, где уже сама собой
открывалась перед ним дверь.
Шпики, каждую пятницу посылаемые сюда начальником контрразведки, старались не
попадаться на глаза главнокомандующему. Один, сидя на крыше, прятался за печной
трубой, другой – за старым пирамидальным тополем на другой стороне улицы, и еще
двое – на дворе за помойкой. Деникин как военный человек терпеть не мог шпиков.
Однажды, с картами в руках, он рассказал по поводу этой печальной необходимости
историю про покойного государя. Николай II любил уединенные прогулки в
царскосельском парке. Шпиков сажали с утра за куртинами и кустами вдоль тропинок,
где мог пройти царь. В зимнее время их заносило снегом и совсем не было видно.
Прогуливаясь однажды, он услыхал, как за спиной его раздался осипший голос из-за
куста: «Седьмой номер прошел». Николай был крайне раздосадован – почему именно он
проходит у шпиков под кличкой «седьмой», и сместил начальника охраны, после чего
его именовали уже «номером первым».
Войдя в крошечную прихожую, где горела свеча, Деникин стаскивал кожаные калоши с
медными задками, снимал, – всегда сам, без чьей-либо помощи, – просторную
солдатского сукна шинель на малиновой подкладке, приглаживал поредевшие и
зачесанные назад волосы свинцового оттенка и подходил к ручке Екатерины
Алексеевны. Он брал в свои руки и ласково трепал красивую, слабую ручку Екатерины
Алексеевны младшей и здоровался кратко и мягко – «Здравствуйте, господа» – с
остальными двумя партнерами: своим адъютантом, князем Лобановым-Ростовским, и с
Василием Васильевичем Струпе, бывшим начальником отделения какого-то из
министерств, старым петербуржцем, приятнейшим человеком.

В гостиной уже был раскрыт стол, с двумя свечами и веером раскинутыми картами на
зеленом сукне. Даже мелки и круглые щеточки были традиционные, как в те светлые
годы, на Васильевском.

Екатерина Алексеевна, в черном поношенном платье, всегда веселая, очень маленького
роста, с преувеличенно полной нижней частью тела, катилась на коротеньких ножках к
столу. Круглое лицо ее смеялось, большой рот уютно пришепетывал. Из-за ее
непоседливости под ней непрестанно скрипел старый гнутый стул, под который она
ставила скамеечку для ног. Прежде чем вытянуть карту, чтобы разместиться за столом,
она загадывала, и каждый раз так случалось, что ее партнером оказывался
главнокомандующий. Она весело хлопала в пухлые ладошки перед своим носом:

– Вот видите, господа, я загадала… Катя, мы опять с Антоном Ивановичем…
– Прелестно, – мрачным голосом говорил Василий Васильевич Струпе, садясь и выбирая