Page 126 - Хождение по мукам. Хмурое утро

Левка сел первым на единственный табурет у дощатого столика. Чугай примостился на
чурбане. Рощин отошел к вагонной стенке. Так вот он каков, штаб большевиков… Голый
вагон и суровые лица, – по обличью железнодорожных рабочих, молчаливых и
настороженных.

Председатель говорил ровным голосом:
– Мы готовы. Народ горит. Начинать надо вот-вот… Есть сведения: петлюровцы что-то
уже пронюхали, вчера в городе выгрузилась тяжелая батарея. Ждут войск из Киева. У
нас предателей нет, – значит, сведения могут поступать только из Гуляй-Поля..
Левка – угрожающе:

– Но, но, легче на поворотах!
Тотчас две фигуры из темноты придвинулись. Председатель продолжал так же ровно:

– У вас все нараспашку. Так нельзя, товарищи… В Екатеринославе начались аресты.
Пока что хватают беспорядочно, но уже взяли одного нашего товарища…

– Мишку Кривомаза, комсомольца, – звонко, слегка по-девичьему ломая голос, сказала
Маруся. Отбросив на плечи платок, она стояла рядом с Вадимом Петровичем.

– Допрашивал его сам Нарегородцев, начальник сыскного. Значит, у них тревога…
– Мишку Кривомаза били резиной по лбу, глаза вылезли у бедного, – быстро сказала
Маруся и вдруг всхлипнула носом. – Отрубили ему два пальца, распороли живот, он
ничего не выдал.
Левка, поставив шашку между ног, сказал презрительно:

– Дешевая работа. Нарегородцев, говоришь? Запомним. А кто здесь прокурор? Кто
начальник варты?

– Фамилии и адреса мы вам скажем…
Председатель остановил Марусю:

– Давайте организованно, товарищи. Федюк нам сделает доклад о силах противника. (Он
указал на плотного человека с пустым рукавом засаленной куртки, засунутым за кушак.)
О работе ревкома доклад сделаю я. О Махно предоставлю слово вам. Четвертый вопрос –
о меньшевиках, анархистах и левых эсерах. Сволочь эта чувствует, что пахнет жареным,
как чумные готовятся драться за места в Совете. Начинай, Федюк.

Твердым голосом Федюк начал издалека, – о кровавых планах мировой буржуазии, –
председатель сейчас же перебил его: «Ты не на митинге, давай голые факты». Голые
факты оказались очень серьезны: в Екатеринославе стояло петлюровцев около двух
тысяч штыков и шестнадцать орудий, из них четыре тяжелых. Кроме того, имелись
добровольческие дружины из буржуазных элементов и офицеров, с большим
количеством пулеметов. Да еще Киев готовился подбросить подкрепления.
Из второго доклада выяснилось, что военревком может рассчитывать на три с половиной
тысячи рабочих, которые без колебаний пойдут за большевистской организацией, и на
приток крестьянской молодежи из окружных сел, где проведена агитация. Но оружия
мало: «можно сказать, десятую часть вооружим, а остальные – с голыми руками».

Видя, как завертелся Чугай, как Левка отвалил нижнюю губу, – председатель,
антрацитово блеснув глазами, повысил голос:

– Мы не настаиваем, если батько побоится сам идти на город, пускай сидит в Гуляй-
Поле, только даст нам оружие и огнеприпасы.

Левка побагровел, стукнул в пол шашкой.
– Не дурите мне голову, товарищ… Мы не торгуем оружием… Батько выметет
петлюровскую сволочь, как мух, одним мановением…