Page 125 - Хождение по мукам. Хмурое утро
P. 125

– Готов, браток, прямо – на лопате в печь, – сказал Чугай, и напряженный взгляд его
                выпуклых глаз повеселел. – Что за оказия – разговаривать с интеллигентами! Откуда это
                у вас – такая мозговая путаница? Ведь все-таки русские же люди, умные как будто…
                Значит – буржуазное воспитание. Сам себя потерял! Есть он, нет его, – и этого не знает.
                Ах, деникинцы! Ну, ну, развеселил ты меня… Как же мы теперь с тобой договоримся?
                Хочешь работать не за жизнь, а за совесть?..
                – Если так ставишь – буду работать.

                – Без охоты?
                – Сказал – буду, значит – буду.

                Чугай опять взял пустую бутылку, тряхнул; посмотрел под откидной столик; взглянул на
                багажную сетку.

                – Давай уж твоего сукиного кота позовем. – Он открыл дверь и позвал: – Комиссар, куда
                спирт спрятал? – И значительно подмигнул Рощину: – Ты с ним покороче, чуть что, – его
                на мушку. Самый у батьки вредный человек.




                Рощин, Чугай и обрюзгший за ночь Левка вылезли на последней остановке перед
                мостом. Туман, поднимавшийся с Днепра, застилал Екатеринослав на том берегу. Все
                трое, помалкивая, поеживались от сырого холода. Поезд наконец загромыхал буферами
                и пополз через мост. Тогда на дощатой платформе появилась женщина, закутанная в
                шерстяной платок, видны были только ее быстрые глаза. Прошла мимо стоящих, прошла
                в другой раз, и, когда все медленнее проходила в третий, Чугай сказал не ей, а вообще:

                – Где бы чайку попить?
                Она сейчас же остановилась.

                – Можно провести, – ответила, – только у нас сахару нет.
                – Сахар свой.

                Тогда она отгребла с лица шерстяной платок, – лицо у нее оказалось до удивления
                миловидное, юное, с ямочкой на круглой щеке, с маленьким припухлым ртом.

                – Откуда, товарищи?
                – Ну, оттуда же, оттуда, будет тебе, – конспирация! – веди, – сердито ответил Левка.

                Девушка удивленно подняла брови, но Чугай сказал ей, что «они те самые, кого она
                встречает». Она спрыгнула с платформы и повела их по путям, где стояло много
                искалеченных составов. Ни одна живая душа не попалась им, когда они, то перелезая
                через тормозные площадки, то проныривая под вагонами, подошли к товарной
                теплушке. Девушка постучала:

                – Это я, Маруся, – привела.
                Створы вагона осторожно прираздвинулись, выглянуло худое, суровое, бледное лицо с
                антрацитовыми глазами.
                – Лезьте скорее, – тихо сказал этот человек, – холоду напустите.

                Все трое – за ними Маруся – влезли в вагон. Человек задвинул створы. Здесь было тепло
                от раскаленной железной печурки; огонек, плавающий в банке из-под гуталина, слабо
                освещал непроницаемое лицо председателя военревкома и две неясные фигуры в
                глубине.
                Чугай предъявил мандат. Левка тоже вытащил бумажку. Председатель, присев на
                корточки у огонька, читал долго.
                – Добре, – сказал, поднявшись, – мы вас третью ночь ждем. Седайте. – Он покосился на
                Левкины лакированные голенища. – Не торопится что-то батько Махно.
   120   121   122   123   124   125   126   127   128   129   130