Page 175 - Хождение по мукам. Хмурое утро

Телегин сказал придушенным голосом:
– Какая сила духа у нее. Вечная борьба за обновление, за чистоту, совершенство…
Просто я потрясен…
– Да жива она?

– Ну, а как ты думаешь! В Костроме и поправляется…
Сергей Сергеевич живо обернулся к нему, и оба засмеялись. Сапожков толкнул его
кулаком, и Телегин толкнул его. Потом он подробно рассказал содержание письма,
опустив только случай с бриллиантами. Это были те самые драгоценности, о которых она
прошлым летом писала отцу, так обнаженно борясь за жизнь и вместе уничтожая себя.
Видимо, тогда же, в дни ее смятения, Даша зашила камушки в пальто. И она ни разу не
упомянула о них Ивану Ильичу. Очевидно, забыла – это так на нее похоже, – забыла и
вспомнила только в бреду. И – «выбросить, выбросить», – у Ивана Ильича схватывало
горло восторженным волнением… Конечно, во всей этой истории много было темного, но
он никогда и не пытался до конца понимать Дашу.

– Мне одно ясно, Сергей Сергеевич, заслужить любовь женщины, скажем, такой, как
Даша, – это большой выигрыш в жизни.

– Да, тебе здорово повезло, я всегда это говорил.
– Ох, как надо постоянно быть на высоте, Сергей Сергеевич! А ведь – срываешься… Ты
ведь тоже, наверно, срываешься?
– У меня – совсем другое…

– Неужели у тебя нет вечной тоски – найти такую женщину, как моя Даша?
– Женщины как-то не играют такой роли в моей жизни… Я к этим вещам отношусь
гораздо проще… Без хлопот…

– Поехал! Знаю я тебя… Сергей Сергеевич, жизнь у нас приподнятая: победа или
смерть, – к этому все сведено. И – живем! И еще как живем с этим! В отношениях с
женщиной всякие мелочи должны быть устранены… Любовь надо беречь. Всегда будь
начеку! Пробовал ты заглядеться в любимые глаза? Это чудо жизни…

Сергей Сергеевич не ответил, понемногу фуражка его совсем съехала на затылок, – он
опять глядел на Млечный Путь.

– В той стороне где-то есть провал во вселенной, – сказал он, – беззвездное, черное место
в виде очертания лошадиной головы… На фотографии это очень страшно. Настанет
время, когда мы поймем, – совершенно просто и очевидно, – что ужаса непомерного
пространства нет. Каждый атом нашего тела – та же непомерная звездная система. И в
ту и в другую сторону – бесконечность. И мы сами – бесконечны, и все в нас бесконечно.
И воюем мы с тобой за бесконечность против конечного…

Впереди показались неясные очертания огромных деревьев, но оказалось, что это
невысокие прибрежные кусты. Запахло речной сыростью. Плетушка спускалась под
гору. Лошади, сторожась, громко зафыркали и зашлепали по мелкой воде.
– Как бы нам в яму не угодить, – сказал старик. Но речку проехали благополучно. На той
стороне он легко, как молодой, соскочил с козел и побежал сбоку плетушки, дергая
вожжами и покрикивая. Лошади вынесли по песку на подъем и остановились, тяжело
дыша. Старик взобрался на козлы. Отсюда до станции было уже недалече. Он обернулся:

– Не выйдет у него ничего из этих делов, только зря народ бьют. На деревне у нас так
говорят: землю назад все равно не отдадим, силой с нами не справишься, сегодня не
девятьсот шестой год, мужик окреп, ничего не боится. В Колокольцевке, – он указал в
темноту кнутовищем, – с аэроплана бросили листок, мужики прочли, – значит, он
предлагает выкупать землицу. Вот куда повернул, – уж не надеется, что мы даром
отдадим… Ничего, мы подождем: как он прикатился, так и укатится… Ах, Деникин,
Деникин!