Page 178 - Хождение по мукам. Хмурое утро

друг другу отдавали… Ну, тогда прощай, если тебе все равно. – Голос у него был злой,
дрожащий.

– Постой, постой. – И Телегин вылез из плетушки.
Задуйвитер сказал:

– Что мы здесь, в пехоте? – чужие люди! Что же нам, – век ногами пылить?
– Морские артиллеристы, ты поищи таких-то, – сверкнув глазами, сказал Гагин.

– В Нижнем сели, было нас двенадцать, – сказал Латугин, – осталось трое да ты –
четвертый… Ты сел в тарантас – и до свиданьица… А мы – не люди, мы Иваны, серые
шинели… Были и прошли. Да чего с тобой, пьяным, разговаривать!
Задуйвитер сказал:

– Теперь у вас, Иван Ильич, бригада, имеется под началом тяжелая артиллерия…
– Да иди ты в штаны со своей артиллерией, – крикнул Латугин. – Я капониры буду
чистить, если надо! Мне обидно человека потерять! Поверил я в тебя, Иван Ильич,
полюбил… А это знаешь что – полюбить человека? А я для тебя оказался – пятый с
правого фланга. Ну, кончим разговор… По дороге остальное поймешь…

– Товарищи! – У Ивана Ильича и хмель прошел от таких разговоров. – Вы раньше
времени меня осудили. Я именно так и рассчитывал: по приезде в бригаду – отчислить
вас троих к себе в артиллерийский парк.

– Вот за это спасибо, – просветлев, сказал Задуйвитер.

А Латугин зло топнул разбитым сапогом.
– Врет он! Сейчас он это придумал. – И уже несколько помягче, хотя и погрозив
Телегину согнутым пальцем: – Совести одной мало, товарищ, на ней одной далеко не
ускачешь. Хотя и на том спасибо.
Телегин рассмеялся, хлопнул его по спине:

– Ну и горячка! Ну и несправедливый же ты человек…
– А на кой мне, к лешему, справедливость, – я не собираюсь людей обманывать. Только за
то тебя можно простить, что ты прост. За это тебя бабы любят. Ну, ладно, не сердись,
садись в тарантас. – И крепко схватил его за локоть – Знаешь, как за товарища на нож
лезут? Не случалось? – И шарил светлыми, широко расставленными, холодно-пылкими
глазами по лицу и глазам Ивана Ильича. – Соврал ведь, а? Соврал?
Иван Ильич нахмурился, кивнул:

– Ну, соврал. А вы хорошо сделали, что напомнили, надоумили…
– Теперь правильно разговариваешь…

– Отпусти его, чего ты привязался… Опять – царь природы, царь природы, – прогудел
Гагин.

Ни слова более не говоря, Иван Ильич простился с ними, влез в плетушку и долго еще в
пути усмехался про себя и покачивал головой.

До штаба отдельной бригады можно было долететь на самолете за один час, на лошадях
– потратить сутки с гаком, Иван Ильич ехал по железной дороге четверо суток,
пересаживаясь и до одури томясь на грязных, голодных вокзалах. Отдельного салон-
вагона, как ему твердо обещали, разумеется, не было, последний отрезок пути пришлось
ехать в теплушке, до половины загруженной мелом, непонятно кому и для чего
понадобившимся в такое время. Кроме того, на нарах находился пассажир, с жирным
лицом, похожим на кувшин в пенсне… Он все время мурлыкал про себя из Оффенбаха:
«…ветчина из Тулузы, ветчина… Без вина эта ветчина будет солона…» А когда
стемнело, – начал возиться со своими мешками, что-то в них перекладывая, вынимая,