Page 44 - Хождение по мукам. Хмурое утро

англичане нас простили, с виноватым видом начинаем за Волгой собирать армию –
колотить немцев. Оружие роздали, и в один ненастный день солдатье запарывает господ
офицеров, героев „ледяного похода“, и сказка начинается сначала. Бедная моя Катя, так
и не найденная, где-нибудь на вокзале с выбитыми окнами, среди спящих, бредящих и
мертвых, позовет в последний раз: „Вадим, Вадим…“ Итак, есть еще возможность:
повеситься, немедленно… Страшно? Нисколько… Противно делать это усилие над
собой…»

Руки его были как лед, он затылком чувствовал их холод. Никакого решения он принять
не мог. И будто маленькие человечки, бегая по нему, как мухи, растаскивали его волю,
его душу… Когда стемнеет, он встанет, наденет штаны, пойдет пешком на вокзал и,
наверное, даже папирос купит на дорогу… И будет жить, – такого и шашка не тронет, и
пуля не шлепнет, и тифозная вошь не укусит…

За стеной, там, где была дверь, заставленная комодом, уже давно торопливо спорили два
сердитых мужских голоса. Один все начинал фразу: «Слушайте, господин Паприкаки,
если бы я был бог…» Но другой не давал ему договаривать: «Слушайте, Габель, вы не
бог, вы идиот! Надо сойти с ума – за полчаса до выхода газеты покупать акции Крупп
Штальверке…» – «Слушайте, я же не бог!» – «Слушайте, Габель, у вас не хватит
потрохов, чтобы погасить мои убытки, вы – труп…»

Фразы эти насильно лезли в уши Вадима Петровича. «Вот черт, – подумал он, – хорошо
бы выстрелить в дверь…» Затем за другой дверью, ведущей в гостиничный коридор,
началась беготня и взволнованные голоса: «Надо же доктора…» – «При чем тут доктор, –
он уже коченеет…» – «А что такое, как это случилось?» – «Как случилось, так и
случилось, вам-то не все равно…»

Голоса затихли, послышался звон шпор.
– Господин вартовой начальник, простите, пожалуйста, – правда, что он племянник
австрийского императора?

– Правда, все правда… Ну-ка, господа, очистите коридор.
И потом, уже у самой двери, – двое заговорили вполголоса:

– Никакое это не самоубийство, его застрелил его же адъютант, большевик.

– То есть как это, – австрийский офицер, и – большевик?
– А вы думали! Они – всюду… Не то что Вена, – Берлин со вчерашнего дня у них в руках…
– Боже мой, боже мой, это у меня не помещается…

– Да-с, бежать надо…

– Куда бежать?
– А черт его знает – на какие-нибудь острова…

– Правильно… Вчера рассказывали – в Голландской Индонезии острова с хлебными
деревьями. Одежды не нужно никакой. Но как туда добраться?
Затем, без стука, в комнату вскочил мальчик, чистильщик сапог при гостинице, – с
приплюснутым носом и веселым ртом – от уха до уха…
– Экстренный выпуск, революция в Германии… Пассажир, платите три карбованца…

Он бросил газету на грудь Рощину, не замечая открытых страшных глаз этого
пассажира, ни его мертвенного лица…

– Деньги беру на подоконнике. Пассажир, почитайте газету…
Он выскочил из комнаты. Сердце у Вадима Петровича истерически билось, но еще долго
на груди у него неразвернутым лежал слепо напечатанный газетный листок…