Page 49 - Хождение по мукам. Хмурое утро

– А хотя бы и так… Вы, кажется, умный человек: чего же нам притворяться? Врагами
были, врагами и расстались…

– Так, так, – подумав и покачав головой, сказал ландштурмист, – с моей стороны было бы
напрасно и даже бестактно опровергать это.

И он опять улыбнулся тонкими губами, оканчивая и эту тему. Ему принесли еду и пиво.
Он извинился, что на некоторое время выключится из беседы, и принялся за шашлык, не
спеша, с каким-то даже благоговением пережевывая кусочки мяса, пшеничного хлеба и
поджаренных помидоров.
– Вкусно, – сказал он, чувствуя, что Рощин не сводит с него злых, темных глаз. Он съел
все до крошки, корочкой вычистил тарелку и корочку положил в рот. Полузакрыв веки,
вытянул большой стакан холодного пива. – Немцы к еде относятся очень серьезно.
Немцы много голодали, и предстоит еще много голодать, прежде чем будет
окончательно разрешена проблема еды.
И опять его длинный палец полез вверх.

– На заре истории, когда человечество переходило от первобытного собирания даров
природы к насильственному вторжению в природу, еда стала результатом трудного и
опасного процесса добывания ее. Еда стала священным актом. Пожрать – значит
завладеть чужой жизнью, чужой силой. Отсюда происходят представления о
возможности заклятия природы, то есть магия… Магический ритуал еды ложится в
основу всех мистических культов. Едят тело бога… У меня записана интересная беседа с
одним русским ученым о происхождении блинов. Масленица – это праздник поедания
солнца. Его заклинали хороводными плясками, затем кушали его изображение – блины.
Как видите, славяне в своих мировоззрениях всегда устремлялись очень высоко…
Он засмеялся. Расстегнул металлическую пуговицу мундира и вынул пухлую, в
потрепанной коже, записную книжку, – ту самую, которую два месяца тому назад
доставал в вагоне, чтобы прочесть Кате Рощиной одно место из Аммиана Марцеллина.
Положив ее на стол, осторожно перелистал страницы, мелко исписанные заметками,
выписками, адресами…
– Вот, – сказал он, положив палец на страницу.

Но Рощин глядел не на эти строки, а на то, что было написано сверху рукой Кати:
«Екатерина Дмитриевна Рощина, Екатеринослав, до востребования».

– Откуда у вас эта запись? – хрипло спросил он. В лицо ему хлынула кровь, он поднес
руку к воротнику гимнастерки. Ландштурмисту показалось, что другой рукой русский
офицер сейчас вытащит револьвер, – нравы были военные… Но страшные глаза офицера
выражали только страдание и мольбу… Ландштурмист как можно мягче сказал ему:
– Очевидно, вам хорошо известна эта дама, я могу кое-что рассказать про нее.

– Известна…
– О, это одна из печальных историй…

– Почему – печальных? Эта дама погибла?
– С уверенностью не могу этого сказать… Мне бы хотелось надеяться на лучший исход…
За время войны я увидел, что человек чрезвычайно живучее существо, несмотря на то,
что ранить его легко и он так чувствителен ко всякой боли… Это происходит…

И он опять поднял было палец, – Рощин весь исказился:
– Говорите, где вы видели ее, что с ней случилось?

– Мы познакомились в вагоне… Екатерина Дмитриевна только что потеряла своего
горячо любимого мужа…
– Это была провокация! Я жив, как видите…