Page 22 - Один день Ивана Денисовича

Припер Гопчик проволоки алюминиевой новой – той, что провода электрики тянут.
Докладывает:

– Иван Денисыч! На ложки хорошая проволока. Меня научите ложку отлить?
Этого Гопчика, плута, любит Иван Денисыч (собственный его сын помер маленьким,
дома дочки две взрослых). Посадили Гопчика за то, что бендеровцам в лес молоко носил.
Срок дали как взрослому. Он – теленок ласковый, ко всем мужикам ластится. А уж и
хитрость у него: посылки свои в одиночку ест, иногда по ночам жует.

Да ведь всех и не накормишь.
Отломили проволоки на ложки, спрятали в углу. Состроил Шухов две доски, вроде
стремянки, послал по ней Гопчика подвесить трубу. Гопчик, как белка, легкий – по
перекладинам взобрался, прибил гвоздь, проволоку накинул и под трубу подпустил. Не
поленился Шухов, самый-то выпуск трубы еще с одним коленом вверх сделал. Сегодня
нет ветру, а завтра будет – так чтоб дыму не задувало. Надо понимать, печка эта – для
себя.

А Сенька Клевшин уже планок долгих наколол. Гопчика-хлопчика и прибивать
заставили. Лазит, чертеныш, кричит сверху.

Солнце выше подтянулось, мглицу разогнало, и столбов не стало – и алым заиграло
внутри. Тут и печку затопили дровами ворованными. Куда радостней!

– В январе солнышко коровке бок согрело! – объявил Шухов.
Кильдигс ящик растворный сбивать кончил, еще топориком пристукнул, закричал:

– Слышь, Павло, за эту работу с бригадира сто рублей, меньше не возьму!
Смеется Павло:

– Сто грамм получишь.
– Прокурор добавит! – кричит Гопчик сверху.

– Не трогьте, не трогьте! – Шухов закричал. (Не так толь резать стали.)
Показал – как.

К печке жестяной народу налезло, разогнал их Павло. Кильдигсу помощь дал и велел
растворные корытца делать – наверх раствор носить. На подноску песка еще пару людей
добавил. Наверх послал – чистить от снегу подмости и саму кладку. И еще внутри одного
– песок разогретый с плиты в ящик растворный кидать.
А снаружи мотор зафырчал – шлакоблоки возить стали, машина пробивается. Выбежал
Павло руками махать – показывать, куда шлакоблоки скидывать.
Одну полосу толя нашили, вторую. От толя – какое укрывище? Бумага -она бумага и есть.
А все ж вроде стенка сплошная стала. И – темней внутри. Оттого печь ярче.
Алешка угля принес. Одни кричат ему: сыпь! Другие: не сыпь! Хоть при дровах
погреемся! Стал, не знает, кого слушать.
Фетюков к печке пристроился и сует же, дурак, валенки к самому огню. Кавторанг его за
шиворот поднял и к носилкам пихает:

– Иди песок носить, фитиль!
Кавторанг – он и на лагерную работу как на морскую службу смотрит: сказано делать –
значит, делай! Осунулся крепко кавторанг за последний месяц, а упряжку тянет.
Долго ли, коротко ли – вот все три окна толем зашили. Только от дверей теперь и свету.
И холоду от них же. Велел Павло верхнюю часть дверей забить, а нижнюю покинуть –
так, чтоб, голову нагнувши, человек войти мог. Забили.