Page 21 - Один день Ивана Денисовича

Шухов и не чаял, что его донесут целым. Бригадир поматюгался для порядка, но видит –
никто не виноват. А тут катят Кильдигс с Шуховым, толь меж собой несут. Обрадовался
бригадир и сейчас перестановку затеял: Шухову – трубу к печке ладить, чтоб скорей
растопить, Кильдигсу – ящик чинить, а эстонцы ему два на помощь, а Сеньке Клевшину –
на топор, и планок долгих наколоть, чтоб на них толь набивать: толь-то уже окна в два
раза. Откуда планок брать? Чтобы обогревалку сделать, на это прораб досок не выпишет.
Оглянулся бригадир, и все оглянулись, один выход: отбить пару досок, что как перила к
трапам на второй этаж пристроены. Ходить – не зевать, так не свалишься. А что ж
делать?
Кажется, чего бы зэку десять лет в лагере горбить? Не хочу, мол, да и только. Волочи
день до вечера, а ночь наша.
Да не выйдет. На то придумана – бригада. Да не такая бригада, как на воле, где Иван
Иванычу отдельно зарплата и Петру Петровичу отдельно зарплата. В лагере бригада –
это такое устройство, чтоб не начальство зэков понукало, а зэки друг друга. Тут так: или
всем дополнительное, или все подыхайте. Ты не работаешь, гад, а я из-за тебя голодным
сидеть буду? Нет, вкалывай, падло!
А еще подожмет такой момент, как сейчас, тем боле не рассидишься. Волен не волен, а
скачи да прыгай, поворачивайся. Если через два часа обогревалки себе не сделаем –
пропадем тут все на хрен.

Инструмент Павло принес уже, только разбирай. И труб несколько. По жестяному делу
инструмента, правда, нет, но есть молоточек слесарный да топорик. Как-нибудь.
Похлопает Шухов рукавицами друг об друга, и составляет трубы, и оббивает в стыках.
Опять похлопает и опять оббивает (а мастерок тут же и спрятал недалеко. Хоть в бригаде
люди свои, а подменить могут. Тот же и Кильдигс).

И – как вымело все мысли из головы. Ни о чем Шухов сейчас не вспоминал и не
заботился, а только думал – как ему колена трубные составить и вывести, чтоб не
дымило. Гопчика послал проволоку искать – подвесить трубу у окна на выходе.

А в углу еще приземистая печь есть с кирпичным выводом. У ней плита железная
поверху, она калится, и на ней песок отмерзает и сохнет. Так ту печь растопили, и на нее
кавторанг с Фетюковым носилками песок носят. Чтоб носилки носить – ума не надо. Вот
и ставит бригадир на ту работу бывших начальников. Фетюков, кесь, в какой-то конторе
большим начальником был. На машине ездил.

Фетюков по первым дням на кавторанга даже хвост поднял, покрикивал. Но кавторанг
ему двинул в зубы раз, на том и поладили.

Уж к печи с песком сунулись ребята греться, но бригадир предупредил:
– Эх, сейчас кого-то в лоб огрею! Оборудуйте сперва!

Битой собаке только плеть покажи. И мороз лют, но бригадир лютей. Разошлись ребята
опять по работам.

А бригадир, слышит Шухов, тихо Павлу:
– Ты оставайся тут, держи крепко. Мне сейчас процентовку закрывать идти.

От процентовки больше зависит, чем от самой работы. Который бригадир умный – тот не
так на работу, как на процентовку налегает. С ей кормимся. Чего не сделано – докажи,
что сделано; за что дешево платят – оберни так, чтоб дороже. На это большой ум у
бригадира нужен. И блат с нормировщиками. Нормировщикам тоже нести надо.
А разобраться – для кого эти все проценты? Для лагеря. Лагерь через то со
строительства тысячи лишние выгребает да своим лейтенантам премии выписывает.
Тому ж Волковому за его плетку. А тебе – хлеба двести грамм лишних в вечер. Двести
грамм жизнью правят. На двести граммах Беломорканал построен.

Принесли воды два ведра, а она по дороге льдом схватилась. Рассудил Павло – нечего ее
и носить. Скорее тут из снега натопим. Поставили ведра на печку.