Page 28 - Один день Ивана Денисовича

сколько там в котле осталось.
– Ни, нэма ще бригады, – покачал головой Павло.

– Так какого ж вы хрена миски занимаете, когда бригады нет? -рассвирепел повар.
– Вон, вон бригада! – закричал Шухов.

И все услышали окрики кавторанга в дверях, как с капитанского мостика:

– Чего столпились? Поели – и выходи! Дай другим!
Повар пробуркотел еще, выпрямился, и опять в окошке появились его руки.
– Шестнадцать, восемнадцать…

И, последнюю налив, двойную:

– Двадцать три. Все! Следующая!
Стали пробиваться бригадники, и Павло протягивал им миски, кому через головы
сидящих, на второй стол.
На скамейке на каждой летом село бы человек по пять, но как сейчас все были одеты
толсто – еле по четыре умещалось, и то ложками им двигать было несправно.

Рассчитывая, что из закошенных двух порций уж хоть одна-то будет его, Шухов быстро
принялся за свою кровную. Для того он колено правое подтянул к животу, из-под
валеного голенища вытянул ложку «Усть-Ижма, 1944», шапку снял, поджал под левую
мышку, а ложкою обтронул кашу с краев.
Вот эту минуту надо было сейчас всю собрать на еду и, каши той тонкий пласт со дна
снимая, аккуратно в рот класть и во рту языком переминать. Но приходилось поспешить,
чтобы Павло увидел, что он уже кончил, и предложил бы ему вторую кашу. А тут еще
Фетюков, который пришел с эстонцами вместе, все подметил, как две каши закосили,
стал прямо против Павла и ел стоя, поглядывая на четыре оставшихся неразобранных
бригадных порции. Он хотел тем показать Павлу, что ему тоже надо бы дать если не
порцию, то хоть полпорции.
Смуглый молодой Павло, однако, спокойно ел свою двойную, и по его лицу никак было
не знать, видит ли он, кто тут рядом, и помнит ли, что две порции лишних.
Шухов доел кашу. Оттого, что он желудок свой раззявил сразу на две -от одной ему не
стало сытно, как становилось всегда от овсянки. Шухов полез во внутренний карман, из
тряпицы беленькой достал свой незамерзлый полукруглый кусочек верхней корочки, ею
стал бережно вытирать все остатки овсяной размазни со дна и разложистых боковин
миски. Насобирав, он слизывал кашу с корочки языком и еще собирал корочкою с
эстолько. Наконец миска была чиста, как вымыта, разве чуть замутнена. Он через плечо
отдал миску сборщику и продолжал минуту сидеть со снятой шапкой.

Хоть закосил миски Шухов, а хозяин им – помбригадир.
Павло потомил еще немного, пока тоже кончил свою миску, но не вылизывал, а только
ложку облизал, спрятал, перекрестился. И тогда тронул слегка – передвинуть было тесно
– две миски из четырех, как бы тем отдавая их Шухову.

– Иван Денисович. Одну соби визьмить, а одну Цезарю отдасьтэ.
Шухов помнил, что одну миску надо Цезарю нести в контору (Цезарь сам никогда не
унижался ходить в столовую ни здесь, ни в лагере), – помнил, но когда Павло коснулся
сразу двух мисок, сердце Шухова обмерло: не обе ли лишние ему отдавал Павло? И
сейчас же опять пошло сердце своим ходом.

И сейчас же он наклонился над своей законной добычей и стал есть рассудительно, не
чувствуя, как толкали его в спину новые бригады. Он досадовал только, не отдали бы
вторую кашу Фетюкову. Шакалить Фетюков всегда мастак, а закосить бы смелости не
хватило.