Page 30 - Один день Ивана Денисовича

Совещание, значит, у прораба. Должно, с десятниками.
У входа в углу сидит дневальный на табуретке, разомлел. Дальше Шкуропатенко, Б-219,
жердь кривая, бельмом уставился в окошко, доглядает и сейчас, не прут ли его дома
сборные. Толь-то проахал, дядя.

Бухгалтера два, тоже зэки, хлеб поджаривают на печке. Чтоб не горел -сеточку такую
подстроили из проволоки.
Цезарь трубку курит, у стола своего развалясь. К Шухову он спиной, не видит.

А против него сидит Х-123, двадцатилетник, каторжанин по приговору, жилистый
старик. Кашу ест.

– Нет, батенька, – мягко этак, попуская, говорит Цезарь, -объективность требует
признать, что Эйзенштейн гениален. «Иоанн Грозный» -разве это не гениально? Пляска
опричников с личиной! Сцена в соборе!
– Кривлянье! – ложку перед ртом задержа, сердится Х-123. – Так много искусства, что
уже и не искусство. Перец и мак вместо хлеба насущного! И потом же гнуснейшая
политическая идея – оправдание единоличной тирании. Глумление над памятью трех
поколений русской интеллигенции! (Кашу ест ротом бесчувственным, она ему не впрок.)

– Но какую трактовку пропустили бы иначе?…
– Ах, пропустили бы?! Так не говорите, что гений! Скажите, что подхалим, заказ собачий
выполнял. Гении не подгоняют трактовку под вкус тиранов!
– Гм, гм, – откашлялся Шухов, стесняясь прервать образованный разговор. Ну, и тоже
стоять ему тут было ни к чему.
Цезарь оборотился, руку протянул за кашей, на Шухова и не посмотрел, будто каша сама
приехала по воздуху, – и за свое:

– Но слушайте, искусство – это не что, а как.

Подхватился Х-123 и ребром ладони по столу, по столу:
– Нет уж, к чертовой матери ваше «как», если оно добрых чувств во мне не пробудит!

Постоял Шухов ровно сколько прилично было постоять, отдав кашу. Он ждал, не угостит
ли его Цезарь покурить. Но Цезарь совсем об нем не помнил, что он тут, за спиной.
И Шухов, поворотясь, ушел тихо.

Ничего, не шибко холодно на улице. Кладка сегодня как ни то пойдет.

Шел Шухов тропою и увидел на снегу кусок стальной ножовки, полотна поломанного
кусок. Хоть ни для какой надобности ему такой кусок не определялся, однако нужды
своей вперед не знаешь. Подобрал, сунул в карман брюк. Спрятать ее на ТЭЦ.
Запасливый лучше богатого.
На ТЭЦ придя, прежде всего он достал спрятанный мастерок и засунул его за свою
веревочную опоясочку. Потом уж нырнул в растворную.
Там после солнца совсем темно ему показалось и не теплей, чем на улице. Сыроватей
как-то.

Сгрудились все около круглой печурки, поставленной Шуховым, и около той, где песок
греется, пуская из себя парок. Кому места не хватило – сидят на ребре ящика
растворного. Бригадир у самой печки сидит, кашу доедает. На печке ему Павло кашу
разогрел.
Шу-шу – среди ребят. Повеселели ребята. И Иван Денисычу тоже тихо говорят: бригадир
процентовку хорошо закрыл. Веселый пришел.
Уж где он там работу нашел, какую – это его, бригадирова, ума дело. Сегодня вот за