Page 52 - Один день Ивана Денисовича

– А у меня «Вечерка» свежая, смотрите! Бандеролью прислали.
– Да ну?! – И суется Цезарь в ту же газету. А под потолком лампочка слепенькая-
слепенькая, чего там можно мелкими буквами разобрать?
– Тут интереснейшая рецензия на премьеру Завадского!…

Они, москвичи, друг друга издаля чуют, как собаки. И, сойдясь, все обнюхиваются,
обнюхиваются по-своему. И лопочут быстро-быстро, кто больше слов скажет. И когда так
лопочут, так редко русские слова попадаются, слушать их – все равно как латышей или
румын.
Однако в руке у Цезаря мешочки все собраны, на месте.

– Так я это… Цезарь Маркович… – шепелявит Шухов. – Может, пойду?

– Конечно, конечно. – Цезарь усы черные от газеты поднял. – Так, значит, за кем я? Кто
за мной?
Растолковал ему Шухов, кто за кем, и, не ждя, что Цезарь сам насчет ужина вспомнит,
спросил:
– А ужин вам принести?

(Это значит – из столовой в барак, в котелке. Носить никак нельзя, на то много было
приказов. Ловят, и на землю из котелка выливают, и в карцеры сажают – и все равно
носят и будут носить, потому что у кого дела, тот никогда с бригадой в столовую не
поспеет).
Спросил, принести ли ужин, а про себя думает: «Да неужто ты шквалыгой будешь?
Ужина мне не подаришь? Ведь на ужин каши нет, баланда одна голая!…»
– Нет, нет, – улыбнулся Цезарь, – ужин сам ешь, Иван Денисыч!

Только этого Шухов и ждал! Теперь-то он, как птица вольная, выпорхнул из-под
тамбурной крыши – и по зоне, и по зоне!

Снуют зэки во все концы! Одно время начальник лагеря еще такой приказ издал:
никаким заключенным в одиночку по зоне не ходить. А куда можно -вести всю бригаду
одним строем. А куда всей бригаде сразу никак не надо -скажем, в санчасть или в
уборную, – то сколачивать группы по четыре-пять человек, и старшего из них назначать,
и чтобы вел своих строем туда, и там дожидался, и назад – тоже строем.

Очень начальник лагеря упирался в тот приказ. Никто перечить ему не смел.
Надзиратели хватали одиночек, и номера писали, и в БУР таскали – а поломался приказ.
Натихую, как много шумных приказов ломается. Скажем, вызывают же сами человека к
оперу – так не посылать с ним команды! Или тебе за продуктами своими в каптерку
надо, а я с тобой зачем пойду? А тот в КВЧ надумал, газеты читать, да кто ж с ним
пойдет? А тому валенки на починку, а тому в сушилку, а тому из барака в барак просто
(из барака-то в барак пуще всего запрещено!) – как их удержишь?
Приказом тем хотел начальник еще последнюю свободу отнять, но и у него не вышло,
пузатого.
По дороге до барака, встретив надзирателя и шапку перед ним на всякий случай
приподняв, забежал Шухов в барак. В бараке – галдеж: у кого-то пайку днем увели, на
дневальных кричат, и дневальные кричат. А угол 104-й пустой.
Уж тот вечер считает Шухов благополучным, когда в зону вернулись, а тут матрасы не
переворочены, шмона днем в бараках не было.
Метнулся Шухов к своей койке, на ходу бушлат с плеч скидывая. Бушлат -наверх,
варежки с ножовкой – наверх, щупанул матрас в глубину – утренний кусок хлеба на
месте! Порадовался, что зашил.

И – бегом наружу! В столовую!