Page 63 - Один день Ивана Денисовича

Никто из зэков никогда в глаза часов не видит, да и к чему они, часы? Зэку только надо
знать – скоро ли подъем? До развода сколько? до обеда? до отбоя?

Все ж говорят, что проверка вечерняя бывает в девять. Только не кончается она в девять
никогда, шурудят проверку по второму да по третьему разу. Раньше десяти не уснешь. А
в пять часов, толкуют, подъем. Дива и нет, что молдаван нынче перед съемом заснул.
Где зэк угреется, там и спит сразу. За неделю наберется этого сна недоспанного, так
если в воскресенье не прокатят – спят вповалку бараками целыми.

Эх, да и повалили ж! повалили зэки с крыльца! – это старший барака с надзирателем их в
зады шугают! Так их, зверей!

– Что? – кричат им первые ряды. – Комбинируете, гады? На дерьме сметану собираете?
Давно бы вышли – давно бы посчитали.
Выперли весь барак наружу. Четыреста человек в бараке – это восемьдесят пятерок.
Выстроились все в хвост, сперва по пять строго, а там – шалманом.
– Разберись там, сзади! – старший барака орет со ступенек.

Хуб хрен, не разбираются, черти!

Вышел из дверей Цезарь, жмется – с понтом больной, за ним дневальных двое с той
половины барака, двое с этой и еще хромой один. В первую пятерку они и стали, так что
Шухов в третьей оказался. А Цезаря в хвост угнали.

И надзиратель вышел на крыльцо.
– Раз-зберись по пять! – хвосту кричит, глотка у него здоровая.

– Раз-зберись по пять! – старший барака орет, глотка еще здоровше.
Не разбираются, хуб хрен.

Сорвался старший барака с крыльца, да туда, да матом, да в спины!
Но – смотрит: кого. Только смирных лупцует.

Разобрались. Вернулся. И вместе с надзирателем:
– Первая! Вторая! Третья!…

Какую назовут пятерку – со всех ног, и в барак. На сегодня с начальничком
рассчитались!

Рассчитались бы, если без второй проверки. Дармоеды эти, лбы широкие, хуже любого
пастуха считают: тот и неграмотен, а стадо гонит, на ходу знает, все ли телята. А этих и
натаскивают, да без толку.
Прошлую зиму в этом лагере сушилок вовсе не было, обувь на ночь у всех в бараке
оставалась – так вторую, и третью, и четвертую проверку на улицу выгоняли. Уж не
одевались, а так, в одеяла укутанные выходили. С этого года сушилки построили, не на
всех, но через два дня на третий каждой бригаде выпадает валенки сушить. Так теперь
вторые разы стали считать в бараках: из одной половины в другую перегоняют.
Шухов вбежал хоть и не первый, но с первого глаз не спуская. Добежал до Цезаревой
койки, сел. Сорвал с себя валенки, взлез на вагонку близ печки и оттуда валенки свои на
печку уставил. Тут – кто раньше займет. И – назад, к Цезаревой койке. Сидит, ноги
поджав, одним глазом смотрит, чтобы Цезарев мешок из-под изголовья не дернули,
другим, – чтоб валенки его не спихнули, кто печку штурмует.
– Эй! – крикнуть пришлось, – ты! рыжий! А валенком в рожу если? Свои ставь, чужих не
трог!

Сыпят, сыпят в барак зэки. В 20-й бригаде кричат:
– Сдавай валенки!