Page 215 - Живые и мертвые

совесть чистая – спать можно.
Он расстегнул верхний крючок полушубка, полез рукой за пазуху, вытащил сложенный
вчетверо тетрадочный листок в клетку и протянул Синцову.
– Об чем говорили на Красной площади, помнишь?
– Помню.
– На. Написал тут тебе. Приложи к заявлению.
– Спасибо.
– Даю не за спасибо, – сказал Малинин, – а за то, что верю. Двое мы с тобой остались
от нашей роты. Ты да я. Кто бы мог подумать о такой судьбе!
И было в его глазах что-то такое, что заставило Синцова понять: «Все хотят жить. И
Малинин тоже».
– Ну ладно, бывайте…
Синцов хотел проводить его, но Малинин досадливо махнул рукой и вышел.
Синцов присел у печки и, развернув тетрадочный листок, при слабом, догорающем
свете прочел первые строчки: «Я, Малинин Алексей Денисович, член ВКП(б) с 1919 года,
настоящим сообщаю свое мнение…»
Синцов дочитал до конца, до слов, которых в мирное время, наверное, трудно было
дождаться от Малинина: «Могу лично подтвердить его прошлое только с октября сего года,
но ручаюсь за него, как за самого себя», – снова сложил бумажку вчетверо, засунул в карман
гимнастерки и, услышав, как по улице прогромыхал танк, вышел на воздух.
Улица была ярко освещена луной. Около избы остановилась «тридцатьчетверка»; в
открытом люке стоял танкист.
– Эй, пехота! Закурить нету?
– Есть. – Синцов подошел к танку и вытащил из кармана полушубка полпачки
«Беломора», еще оставшиеся от московской праздничной выдачи.
– С вас причитается: без танкистов небось показали бы вам фрицы в этом Кузькове
кузькину мать! По одной на брата. Не возражаешь?
– Ладно, – согласился Синцов.
Танкист скрылся в люке, – должно быть, давал закурить механику-водителю. Потом
снова появился в башне и отдал Синцову пачку.
– Спасибо.
– Что, уходите? – спросил Синцов.
– Уходим. Деревню без нас не отдадите?
– Как-нибудь, – сказал Синцов.
– А то, если слабина будет, залезайте на колокольню да вдарьте! Услышим –
подъедем. – И громко крикнул внутрь машины: – Петя, заводи, поехали!
Танк заревел и, оставляя за собой две полосы рубленого снега, пошел вдоль лунной
улицы.
Синцов стоял, прислонясь к стене избы, и, пока танк не скрылся за поворотом, смотрел
ему вслед, не зная, что жестокая и прихотливая военная судьба только что едва не свела его с
человеком, с которым ему до крайности нужно было бы встретиться, – с водителем танка
Золотаревым, тем самым, которому минуту назад крикнули: «Петя, заводи, поехали!»

16

Старая барская усадьба стояла на невысокой, но заметной горушке, а старый парк
спускался по обоим ее склонам – и назад, в наши тылы, и вперед, к немцам. По лощине
змеился заледеневший ручей, а за ним лежало село Дубровицы, взятое немцами несколько
дней назад.
Горушку сутками трясло от бомбовых взрывов и обстрелов, половина деревьев в парке
была обломана, как спички, дом с мезонином вдребезги разбит прямыми попаданиями бомб;
колокольню стоявшей на усадьбе церкви обгрызло снарядами по первый этаж. Но как немцы