Page 39 - Живые и мертвые

– Комсомолец, – так же глухо сказал шофер.
– Тем более стыдно, – сказал Шмаков. – У меня сын комсомолец, я бы от стыда сгорел,
если б узнал, что он поступил так, как вы.
– А где он, ваш сын? – тихо спросил шофер, и Синцов понял, что все предыдущие
слова Шмакова будут для шофера пустым звуком, если Шмакову придется ответить, что сын
его где-то в тылу.
– Мой сын был летчиком, бортстрелком. Он убит неделю назад. А что?
– Ничего, – совсем тихо сказал шофер.
– Стоп! – воскликнул Синцов, следивший за дорогой.
Они остановились у поставленного в кювете противотанкового орудия, которое издали
казалось выползшим из леса на шоссе островком кустарника. Рядом с орудием сидел
полковник без фуражки, с коротко остриженной седой головой и пил чай из термоса.
– Продерните машину на двести метров дальше, – вместо приветствия сказал он, когда
Шмаков и Синцов вылезли из машины, – а потом будем разговаривать!
Шмаков приказал шоферу проехать вперед и, кивнув на север, показал полковнику, что
там, километрах в четырех, немцы обстреливают шоссе.
– Очень может быть, – сказал полковник, вставая и завинчивая термос.
Выслушав этот спокойный и, как показалось Синцову, насмешливый ответ, Шмаков
спросил, не знает ли товарищ полковник, где находится штаб хоть какой-нибудь дивизии.
– Штаб хоть какой-нибудь дивизии? – все так же насмешливо переспросил полковник.
Он надел фуражку и, застегнув на термосе брезентовый чехол, повесил его через плечо. –
Если хоть какой-нибудь, так поедемте в нашу.
– А какая ваша? – спросил Шмаков.
– А вы кто будете?
Шмаков предъявил удостоверение. Полковник мельком заглянул в него и сказал, что он
начальник артиллерии 176-й дивизии, проверял здесь противотанковую оборону и едет
обратно в штаб.
– А как проехать в Триста первую? – сейчас же спросил Шмаков.
Полковник пожал плечами и сказал, что штаб 301-й был километрах в восьми к северу,
но раз дорогу обстреливают немцы, то до выяснения обстановки туда, пожалуй, нет смысла
ехать. И в этом «пожалуй» опять проскользнула спокойная насмешка.
– А мне говорили, что штаб Триста первой ближе, в четырех километрах отсюда, –
сказал дотошный Шмаков.
Полковник снова пожал плечами.
– Когда говорили и где говорили?
– В политотделе армии, вчера.
– Поменьше верьте тому, что вам говорили вчера, товарищ батальонный комиссар, не
то без учета фактора времени проведете остаток дней в плену. А с белой головой, как у меня
и у вас, попасть в плен уж вовсе глупо. Вы тоже лектор? – полуобернулся полковник к
Синцову.
– Нет, я из фронтовой газеты.
– А… – без всякого выражения сказал полковник и зашагал к машине длинными,
журавлиными ногами в хромовых сапогах со шпорами.
Синцов, Шмаков и сопровождавший полковника капитан – командир дивизиона, – еле
поспевая, пошли за ним.
– Скажите коноводу, – садясь на переднее сиденье машины, обратился полковник к
капитану, – чтобы привел мою лошадь к штабу.
– Как у вас положение в дивизии? – спросил Шмаков, когда они поехали.
– Положение? – Полковник повернулся и насмешливо приподнял брови. – Положение в
целом положено знать только господу богу и командиру дивизии, а я со своей
артиллерийской колокольни сужу так: раз пушки есть и снаряды вчера наконец получили,
значит, будем драться. Вчера при попытке переправиться перебили роту немцев и потопили