Page 43 - Живые и мертвые

Синцову, наверно, скажут, где Политуправление фронта.
Синцов объяснил ему, что, прежде чем ехать в армию, хочет завтра вдвоем с
фотокорреспондентом побывать за Днепром, в том полку, где сегодня подбили много
немецких танков.
Замполит отнесся к этому предложению все с тем же хмурым терпением и сказал, что
он сам оттуда, но ехать туда лучше с ночи: днем можно и не проехать. А если ехать ночью,
то надо взять на машину провожатого.
– Ничего, мы уже старые фронтовики, сами доедем, товарищ полковой комиссар, –
дожевывая хлеб, развязно сказал Мишка и вразвалочку подошел к замполиту.
– Старые вы или молодые – не знаю, а без провожатого не поедете! – отрезал тот. –
Сейчас мой инструктор политотдела поест и поедет с вами. Будете только фотографировать
или писать?
– И то и другое, – сказал Мишка.
– Будете писать, – обращаясь к Синцову и игнорируя Мишку, все тем же хмурым тоном
сказал замполит, – дислокацию частей не раскрывайте. И так немцы слишком много знают,
как в воду смотрят, мать их!.. – неожиданно выругался он; хотя он вернулся из полка после
удачного боя, но, очевидно, его угнетало что-то такое, о чем он не говорил.
– Товарищ полковой комиссар, командир партизанского отряда приехал, – подойдя к
замполиту, доложил молодой политрук.
– Хорошо. А вы сейчас поешьте и поедете обратно к Серпилину вот с ними, на их
машине, – замполит кивнул на Синцова и Мишку, повернулся к слезшему с лошади
белокурому красивому парню в кожаной куртке, с маузером и гранатами у пояса, и пошел
вместе с ним в глубь леса.
Через час пикап, тихонько постукивая досками, миновал днепровский мост и въехал в
Могилев. Напротив госпиталя, где еще утром лежал Синцов, у тротуара стояли грузовики, и
к ним длинной вереницей, тихо, друг за другом, плыли на руках носилки с тяжелоранеными.
На следующем перекрестке, накрывшись плащ-палатками, дремали у зениток орудийные
расчеты.
Все в городе делалось как-то особенно тихо: тихо проверяли документы, тихо
показывали дорогу; во всем чувствовался обрадовавший Синцова порядок. Пока они ехали
через мост и по городу, их задержали один за другим три ночных патруля.
Наконец, уже на самой окраине Могилева, политрук остановил машину у одноэтажного
домика.
– Сейчас я справлюсь, не переехал ли Серпилин, – сказал политрук, предъявил
документы часовому и скрылся в воротах дома.
За плотно занавешенными окнами слышались голоса. Через минуту политрук вышел
обратно.
– Здесь оперативная группа дивизии, и командир дивизии сейчас здесь, – тихо сказал
он Синцову, и тот вспомнил грузного полковника, кричавшего по телефону: «Я еду, еду к
тебе, Серпилин!»
– А где Серпилин? – спросил Синцов, который так часто слышал сегодня от разных
людей эту фамилию, что казалось, он уже почти знаком с этим человеком.
– На прежнем месте, – сказал политрук.
Они миновали последние дома окраины, свернули на мощеную дорогу, проехали под
железнодорожным мостом и снова наткнулись на выскочивших из кустов патрульных. На
этот раз их было целых четверо.
– Порядок! – сказал Мишка.
– Где войска, там и порядок, – отозвался политрук.
Патрульные проверили документы и приказали загнать пикап в кусты. Двое остались с
пикапом, а двое других сказали, что проводят товарищей командиров до места. Один пошел
впереди, а второй, с винтовкой наперевес, – сзади. Синцов понял, что их не только
провожают, но и на всякий случай конвоируют. Спотыкаясь в темноте, они спустились в ход