Page 47 - Живые и мертвые

ржаное поле, а за ним начинался густой сосновый лес – там сидели немцы. Из леса выбегала
железная дорога, почти рядом с ней – шоссе. И дорога и шоссе перерезали позиции
батальона и уходили в тыл полка. Впереди окопов, на ржаном поле, виднелись окопчики
боевого охранения, к ним тянулись ходы сообщения. За окопчиками, во ржи, стояли
подбитые во вчерашнем бою немецкие танки.
– А еще, еще где танки? – жадно спрашивал Мишка у Плотникова. – Мне говорили, что
тут у вас четырнадцать танков подбито. Девять вижу, а где еще пять?
– Еще пять тоже за боевым охранением, но в лощинке, их отсюда не видно.
– Ладно, я к тем подскочу, – сказал Мишка, – а сейчас давайте к этим пойдем, которые
во ржи.
– А вы отсюда их не сможете снять? – спросил Плотников.
– А чего? Сейчас же затишье.
– Затишье? – с сомнением переспросил Плотников и подозвал командира роты,
лейтенанта, белобрысого парнишку лет двадцати. – Сходите, Хорышев, с ними, – Плотников
кивнул на Мишку, – они танки хотят снять. Возьмите из боевого охранения человек пять,
пусть проползут к танкам, заглянут на всякий случай, а потом их проводите.
Он говорил все это лениво и устало. Ему хотелось поскорей сплавить этого шумного
корреспондента и хоть немножко поспать.
– А вы у меня, что ли, побудете? – обратился он к Синцову.
– Нет, я тоже пойду. – Синцов хотел пощупать своими руками разбитые немецкие
танки.
– Ладно, как хотите, – так же лениво согласился Плотников. – А я тут останусь,
посплю. – К тому, что о нем могут подумать, он относился с двойным равнодушием очень
храброго и очень усталого человека.
Танки стояли дальше, чем это казалось. До них пришлось долго ползти. Но немецких
автоматчиков во ржи не было, не стреляли они и из лесу.
Сначала Мишка снимал танки лежа и сидя на корточках, потом, обнаглев, вылез во весь
рост. Он хотел снять все девять. Но все девять никак не попадали в объектив: семь попадало,
а два стояли слишком далеко. На лице Мишки было написано несбыточное, но страстное
желание как-нибудь подтащить два танка к остальным.
Пока Мишка снимал, Синцов бродил вокруг танков. Неподвижно и мертво стоявшие во
ржи, они не казались такими большими и страшными, как о них думалось раньше. Они были
грязные, с низкими круглыми башнями, похожими на крышки от гигантских фляг. Около
танков лежало несколько убитых немцев. От трупов тянуло дурнотным запахом.
Закончив свою работу, Мишка взял провожатого и пошел в соседнюю роту снимать
остальные танки, а Синцов с лейтенантом Хорышевым вернулись на наблюдательный пункт
роты. Маленький блиндаж был подрыт под насыпь железной дороги, невдалеке от путевой
будки.
– Давай посидим у будки, – на «ты» обратился к Синцову Хорышев, – у меня там
немножко харчей есть и вода. Там старик обходчик до сих пор живет.
– Почему?
– А кто его знает, живет, не боится! Мои бойцы для него потрудились, щель вырыли, а
в будку, как нарочно, ни одного снаряда за весь бой не попало.
Когда они подошли к будке, старик обходчик сидел на насыпи, около щели, и, закатав
до колен штаны, грел на солнце худые, со вздувшимися венами, старческие ноги. Рядом с
ним стояли сапоги и сушились на солнце портянки. Старик сидел зажмурясь и тихонько
пошевеливал пальцами босых ног. Поверх черной сатиновой косоворотки на нем был
немецкий темно-зеленый мундир.
– Вчера подарили ему мундир с немецкого лейтенанта, – улыбнулся Хорышев, садясь
рядом со стариком на насыпь, – а он его сразу и надел, только погоны спорол.
Услышав слова Хорышева, старик полуобернулся, сонно приоткрыл один глаз и,
потрогав пальцами рукав мундира, сказал одобрительно: