Page 191 - Мастер и Маргарита

— Страшно подумать, — подтвердил Бегемот.
— Да, — продолжал Коровьев, — удивительных вещей можно ожидать в парниках
этого дома, объединившего под своею кровлей несколько тысяч подвижников, решивших
отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии. Ты
представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала
преподнесет читающей публике «Ревизора» или, на самый худой конец, «Евгения Онегина»!
— И очень просто, — опять-таки подтвердил Бегемот.
— Да, — продолжал Коровьев и озабоченно поднял палец, — но! Но, говорю я и
повторяю это — но! Если на эти нежные тепличные растения не нападет какой-нибудь
микроорганизм, не подточит их в корне, если они не загниют! А это бывает с ананасами!
Ой-ой-ой, как бывает!
— Кстати, — осведомился Бегемот, просовывая свою круглую голову через дыру в
решетке, — что это они делают на веранде?
— Обедают, — объяснил Коровьев, — добавлю к этому, дорогой мой, что здесь очень
недурной и недорогой ресторан. А я, между тем, как и всякий турист перед дальнейшим
путешествием, испытываю желание закусить и выпить большую ледяную кружку пива.
— И я тоже, — ответил Бегемот, и оба негодяя зашагали по асфальтовой дорожке под
липами прямо к веранде не чуявшего беды ресторана.
Бледная и скучающая гражданка в белых носочках и белом же беретике с хвостиком
сидела на венском стуле у входа на веранду с угла, там, где в зелени трельяжа было устроено
входное отверстие. Перед нею на простом кухонном столе лежала толстая конторского типа
книга, в которую гражданка, неизвестно для каких причин, записывала входящих в ресторан.
Этой именно гражданкой и были остановлены Коровьев и Бегемот.
— Ваши удостоверения? — она с удивлением глядела на пенсне Коровьева, а также и
на примус Бегемота, и на разорванный Бегемотов локоть.
— Приношу вам тысячу извинений, какие удостоверения? — спросил Коровьев,
удивляясь.
— Вы — писатели? — в свою очередь, спросила гражданка.
— Безусловно, — с достоинством ответил Коровьев.
— Ваши удостоверения? — повторила гражданка.
— Прелесть моя… — начал нежно Коровьев.
— Я не прелесть, — перебила его гражданка.
— О, как это жалко, — разочарованно сказал Коровьев и продолжал: — Ну, что ж, если
вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею. Так вот,
чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него
удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого
удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и
удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? — обратился Коровьев к Бегемоту.
— Пари держу, что не было, — ответил тот, ставя примус на стол рядом с книгой и
вытирая пот рукою на закопченном лбу.
— Вы — не Достоевский, — сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
— Ну, почем знать, почем знать, — ответил тот.
— Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
— Протестую, — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!
— Ваши удостоверения, граждане, — сказала гражданка.
— Помилуйте, это, в конце концов, смешно, — не сдавался Коровьев, — вовсе не
удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие
замыслы роятся у меня в голове? Или в этой голове? — и он указал на голову Бегемота, с
которой тот тотчас снял кепку, как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть
ее.
— Пропустите, граждане, — уже нервничая, сказала она.
Коровьев и Бегемот посторонились и пропустили какого-то писателя в сером костюме,