Page 194 - Мастер и Маргарита

супруги писателя Боба и опять засвистел: — Говорю вам, пули не берут… А теперь пожар…
Они по воздуху… по воздуху, — Боба шипел, не подозревая того, что те, о ком он
рассказывает, сидят рядом с ним, наслаждаясь его свистом. Впрочем, это наслаждение скоро
прекратилось. Из внутреннего хода ресторана на веранду стремительно вышли трое мужчин
с туго перетянутыми ремнями талиями, в крагах и с револьверами в руках. Передний
крикнул звонко и страшно:
— Ни с места! — и тотчас все трое открыли стрельбу на веранде, целясь в голову
Коровьеву и Бегемоту. Оба обстреливаемые сейчас же растаяли в воздухе, а из примуса
ударил столб огня прямо в тент. Как бы зияющая пасть с черными краями появилась в тенте
и стала расползаться во все стороны. Огонь, проскочив сквозь нее, поднялся до самой крыши
Грибоедовского дома. Лежащие на окне второго этажа папки с бумагами в комнате редакции
вдруг вспыхнули, а за ними схватило штору, и тут огонь, гудя, как будто кто-то его раздувал,
столбами пошел внутрь теткиного дома.
Через несколько секунд по асфальтовым дорожкам, ведущим к чугунной решетке
бульвара, откуда в среду вечером пришел не понятый никем первый вестник несчастья
Иванушка, теперь бежали недообедавшие писатели, официанты, Софья Павловна, Боба,
Петракова, Петраков.
Заблаговременно вышедший через боковой ход, никуда не убегая и никуда не спеша,
как капитан, который обязан покинуть горящий бриг последним, стоял спокойный
Арчибальд Арчибальдович в летнем пальто на шелковой подкладке, с двумя балыковыми
бревнами под мышкой.

Глава 29

СУДЬБА МАСТЕРА И МАРГАРИТЫ ОПРЕДЕЛЕНА

На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых
зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое:
Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных
взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти
до самых краев.
Воланд сидел на складном табурете, одетый в черную свою сутану. Его длинная
широкая шпага была воткнута между двумя рассекшимися плитами террасы вертикально,
так что получились солнечные часы. Тень шпаги медленно и неуклонно удлинялась,
подползая к черным туфлям на ногах сатаны. Положив острый подбородок на кулак,
скорчившись на табурете и поджав одну ногу под себя, Воланд не отрываясь смотрел на
необъятное сборище дворцов, гигантских домов и маленьких, обреченных на слом лачуг.
Азазелло, расставшись со своим современным нарядом, то есть пиджаком, котелком,
лакированными туфлями, одетый, как и Воланд, в черное, неподвижно стоял невдалеке от
своего повелителя, так же как и он не спуская глаз с города.
Воланд заговорил:
— Какой интересный город, не правда ли?
Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:
— Мессир, мне больше нравится Рим!
— Да, это дело вкуса, — ответил Воланд.
Через некоторое время опять раздался его голос:
— А отчего этот дым там, на бульваре?
— Это горит Грибоедов, — ответил Азазелло.
— Надо полагать, что это неразлучная парочка, Коровьев и Бегемот, побывала там?
— В этом нет никакого сомнения, мессир.
Опять наступило молчание, и оба находящихся на террасе глядели, как в окнах,
повернутых на запад, в верхних этажах громад зажигалось изломанное ослепительное