Page 193 - Мастер и Маргарита
P. 193
Однако, послав Петраковой обольстительную улыбку, Арчибальд Арчибальдович
направил к ней официанта, а сам не покинул своих дорогих гостей. Ах, умен был Арчибальд
Арчибальдович! А уж наблюдателен, пожалуй, не менее, чем и сами писатели. Арчибальд
Арчибальдович знал и о сеансе в Варьете, и о многих других происшествиях этих дней,
слышал, но, в противоположность другим, мимо ушей не пропустил ни слова «клетчатый»,
ни слова «кот». Арчибальд Арчибальдович сразу догадался, кто его посетители. А
догадавшись, натурально, ссориться с ними не стал. А вот Софья Павловна хороша! Ведь это
надо же выдумать — преграждать этим двум путь на веранду! А впрочем, что с нее
спрашивать.
Надменно тыча ложечкой в раскисающее сливочное мороженое, Петракова
недовольными глазами глядела, как столик перед двумя одетыми какими-то шутами
гороховыми как бы по волшебству обрастает яствами. До блеска вымытые салатные листья
уже торчали из вазы со свежей икрой… миг, и появилось на специально пододвинутом
отдельном столике запотевшее серебряное ведерко…
Лишь убедившись в том, что все сделано по чести, лишь тогда, когда в руках
официантов прилетела закрытая сковорода, в которой что-то ворчало, Арчибальд
Арчибальдович позволил себе покинуть двух загадочных посетителей, да и то
предварительно шепнув им:
— Извините! На минутку! Лично пригляжу за филейчиками.
Он отлетел от столика и скрылся во внутреннем ходе ресторана. Если бы какой-нибудь
наблюдатель мог проследить дальнейшие действия Арчибальда Арчибальдовича, они,
несомненно, показались бы ему несколько загадочными.
Шеф отправился вовсе не на кухню наблюдать за филейчиками, а в кладовую
ресторана. Он открыл ее своим ключом, закрылся в ней, вынул из ларя со льдом осторожно,
чтобы не запачкать манжет, два увесистых балыка, запаковал их в газетную бумагу,
аккуратно перевязал веревочкой и отложил в сторону. Затем в соседней комнате проверил,
на месте ли его летнее пальто на шелковой подкладке и шляпа, и лишь после этого
проследовал в кухню, где повар старательно разделывал обещанные гостям пиратом
филейчики.
Нужно сказать, что странного и загадочного во всех действиях Арчибальда
Арчибальдовича вовсе не было и странными такие действия мог бы счесть лишь
наблюдатель поверхностный. Поступки Арчибальда Арчибальдовича совершенно логически
вытекали из всего предыдущего. Знание последних событий, а главным образом —
феноменальное чутье Арчибальда Арчибальдовича подсказывали шефу Грибоедовского
ресторана, что обед его двух посетителей будет хотя и обилен и роскошен, но крайне
непродолжителен. И чутье, никогда не обманывающее бывшего флибустьера, не подвело его
и на сей раз.
В то время как Коровьев и Бегемот чокались второй рюмкой прекрасной холодной
московской двойной очистки водки, появился на веранде потный и взволнованный хроникер
Боба Кандалупский, известный в Москве своим поразительным всеведением, и сейчас же
подсел к Петраковым. Положив свой разбухший портфель на столик, Боба немедленно
всунул свои губы в ухо Петракову и зашептал в него какие-то очень соблазнительные вещи.
Мадам Петракова, изнывая от любопытства, и свое ухо подставила к пухлым масленым
губам Бобы, а тот, изредка воровски оглядываясь, все шептал и шептал, и можно было
расслышать отдельные слова, вроде таких:
— Клянусь вам честью! На Садовой, на Садовой, — Боба еще больше снизил голос, —
не берут пули. Пули… пули… бензин, пожар… пули…
— Вот этих бы врунов, которые распространяют гадкие слухи, — в негодовании
несколько громче, чем хотел бы Боба, загудела контральтовым голосом мадам Петракова, —
вот их бы следовало разъяснить! Ну, ничего, так и будет, их приведут в порядок! Какие
вредные враки!
— Какие же враки, Антонида Порфирьевна! — воскликнул огорченный неверием