Page 36 - Мастер и Маргарита

— Вот эту? — спросил врач, указывая на изломанную свечку, лежащую на столе рядом
с иконкой перед женщиной.
— Эту самую, и…
— А иконка зачем?
— Ну да, иконка… — Иван покраснел, — иконка-то больше всего и испугала, — он
опять ткнул пальцем в сторону Рюхина, — но дело в том, что он, консультант, он, будем
говорить прямо… с нечистой силой знается… и так его не поймаешь.
Санитары почему-то вытянули руки по швам и глаз не сводили с Ивана.
— Да-с, — продолжал Иван, — знается! Тут факт бесповоротный. Он лично с Понтием
Пилатом разговаривал. Да нечего на меня так смотреть! Верно говорю! Все видел — и
балкон и пальмы. Был, словом, у Понтия Пилата, за это я ручаюсь.
— Ну-те, ну-те…
— Ну вот, стало быть, я иконку на грудь пришпилил и побежал…
Вдруг часы ударили два раза.
— Эге-ге! — воскликнул Иван и поднялся с дивана, — два часа, а я с вами время
теряю! Я извиняюсь, где телефон?
— Пропустите к телефону, — приказал врач санитарам.
Иван ухватился за трубку, а женщина в это время тихо спросила у Рюхина:
— Женат он?
— Холост, — испуганно ответил Рюхин.
— Член профсоюза?
— Да.
— Милиция? — закричал Иван в трубку, — милиция? Товарищ дежурный,
распорядитесь сейчас же, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами для поимки
иностранного консультанта. Что? Заезжайте за мною, я сам с вами поеду… Говорит поэт
Бездомный из сумасшедшего дома… Как ваш адрес? — шепотом спросил Бездомный у
доктора, прикрывая трубку ладонью, — а потом опять закричал в трубку: — Вы слушаете?
Алло!.. Безобразие! — вдруг завопил Иван и швырнул трубку в стену. Затем он повернулся к
врачу, протянул ему руку, сухо сказал «до свидания» и собрался уходить.
— Помилуйте, куда же вы хотите идти? — заговорил врач, вглядываясь в глаза Ивана,
— глубокой ночью, в белье… Вы плохо чувствуете себя, останьтесь у нас!
— Пропустите-ка, — сказал Иван санитарам, сомкнувшимся у дверей. — Пустите вы
или нет? — страшным голосом крикнул поэт.
Рюхин задрожал, а женщина нажала кнопку в столике, и на его стеклянную
поверхность выскочила блестящая коробочка и запаянная ампула.
— Ах так?! — дико и затравленно озираясь, произнес Иван, — ну ладно же!
Прощайте… — и головою вперед он бросился в штору окна. Раздался удар, но небьющиеся
стекла за шторою выдержали его, и через мгновение Иван забился в руках у санитаров. Он
хрипел, пытался кусаться, кричал:
— Так вот вы какие стеклышки у себя завели!.. Пусти! Пусти, говорю!
Шприц блеснул в руках у врача, женщина одним взмахом распорола ветхий рукав
толстовки и вцепилась в руку с неженской силой. Запахло эфиром. Иван ослабел в руках
четырех человек, и ловкий врач воспользовался этим моментом и вколол иглу в руку Ивану.
Ивана подержали еще несколько секунд, и потом опустили на диван.
— Бандиты! — прокричал Иван и вскочил с дивана, но был водворен на него опять.
Лишь только его отпустили, он опять было вскочил, но обратно уже сел сам. Он помолчал,
диковато озираясь, потом неожиданно зевнул, потом улыбнулся со злобой.
— Заточили все-таки, — сказал он, зевнул еще раз, неожиданно прилег, голову
положил на подушку, кулак по-детски под щеку, забормотал уже сонным голосом, без
злобы: — Ну и очень хорошо… Сами же за все и поплатитесь. Я предупредил, а там как
хотите! Меня же сейчас более всего интересует Понтий Пилат… Пилат… — тут он закрыл
глаза.