Page 10 - Обелиск

кажется как бы ниже ростом. А так ничего парень – плечистый, лицо открытое, взгляд
смелый, уверенный. Наверно, догадывается, кто перед ним, но никакой там растерянности
или замешательства. Представляется: Мороз Алесь Иванович. Руку пожимает так, что сразу
понимаешь: силен. Ладонь шершавая, твердая, должно быть, такая работа ему не впервой. А
напарник его стоит там же и пробует водить пилой. Но пила ни с места – попала на сук, а
толщина в комле больше метра. Мороз извинился, вернулся, чтобы закончить зарез, но и
вдвоем, гляжу, не очень управятся – пилу чем дальше, тем сильней зажимает в распиле.
Попятное дело: надо что-нибудь подложить. Чтобы подложить, надо сперва приподнять.
Мороз бросил пилу, стал приподнимать комель, да в одиночку разве поднимешь. Тут
ребятишки, кто постарше, тоже облепили бревно, а оно ни с места. Короче говоря, положил
на траву я свой ровар и тоже за тот комель взялся. Силились, силились, кажется, приподняли,
еще бы на сантиметр – и можно палку подсунуть, да этот последний сантиметр, как всегда,
самый трудный. И тут, как на грех, из-за угла выплывает та самая пани Ядя. Увидела ровар,
меня возле комля, да так и остолбенела.
Потом, когда я говорил с ней, понять ничего не могла, все поминала матку боску и
недоумевала: что за учителя у Советов, имеют ли они хоть малейшее понятие о
педагогическом такте и авторитете старших? Не беда, говорю, пани Ядя, авторитета от того
не убавится, а дрова в школе будут. В тепле работать будете. Но это потом. А тогда все же
распилили мы эту чертову колоду, и я уже почти забыл, зачем приехал, скинул свой
единственный пиджачок и пилил на пару с Морозом, потом кололи. Попотел вволю. Дети
перенесли дрова в сарайчик, и Мороз отпустил всех по домам.
Ночевать пришлось там же, в школе. Мороз жил в боковушке при классе, спал на
роскошной, в стиле барокко, панской кушетке с выгнутыми наподобие львиных лап
ножками. Накрывался пальто, одеяла, конечно, не было. На ту ночь кушетка досталась мне,
укрылся я своим пиджачком. Перед тем как лечь, поели бульбочки, мать одного ученика
ради такого случая принесла с хутора кусок колбасы и крынку простокваши. Ужинали и
знакомились. Хотя, пока пилили дрова, мне казалось, что знаю его всю жизнь. Родом он был
с Могилевщины, уже пять лет учительствовал после окончания педтехникума. Нога такая с
детства, долго болела да так и осталась. Я осторожненько завел речь о наших обычных
делах: программах, успеваемости, дисциплине. И тогда услышал от него такое, что сначала
вызвало во мне несогласие. А потом я стал допускать, что, возможно, он в чем-то и прав. Как
теперь погляжу с высоты моего пенсионного возраста, так был он абсолютно прав.
Да, он был прав, так как смотрел шире и, возможно, дальше, чем это принято смотреть,
ограничивая свой кругозор профессиональными нормами. Нормы, они, брат, хорошая вещь,
если не закостенели, не засохли от времени, не пришли в противоречие с жизнью. Словом,
применять их, как и всякие нормы, надо с умом, смотря по обстоятельствам. А у нас как
бывает? Теперь к каждой науке приставлен специалист-предметник, и каждый добивается
наилучших знаний по своей специальности. И потому, скажем, математичке какой-либо
бином Ньютона в сто раз дороже всей поэтики Пушкина или человековедения Толстого. А
для языковеда умение обособлять деепричастные обороты – мерило всех достоинств
школьника. За эти свои запятые он готов ребенка на второй год оставить и в институт не дать
ходу. Математичка тоже. И никто не подумает, что этот бином, может, – и наверняка –
никогда в жизни ему не понадобится, да и без запятых прожить можно. А вот как прожить
без Толстого? Можно ли в наше время быть образованным человеком, не читая Толстого? Да
и вообще, можно ли быть человеком?
Теперь, правда, уже присмотрелись к Толстому и ко многому прочему, приобвыкли,
утратили свежесть восприятия. А тогда все выглядело внове, значительнее, и Мороз,
очевидно, отреагировал на это острее, чем я. Хоть я и был старше его лет на пять, членом
партии и заведовал всем районе. И он мне сказал той ночью, когда мы лежали рядом – я на
его кушетке, а он на столе, – примерно следующее: «С программами в школе действительно
не все в порядке, успеваемость не блестящая. Ребята учились в польской школе, многие,
особенно католики, плохо справляются с беларусской грамматикой, их начальные знания не