Page 14 - Обелиск
P. 14
Должно быть, лет тридцать. Мы стоим на веранде, дети толпятся во дворе, а
Миклашевич-старший в длинном красном кожухе ведет к шоссе Павлика. Атмосфера
напряженная, детвора на нас смотрит, милиционер молчит. Мороз просто оцепенел. Те двое
далековато уже отошли по аллейке и тут, видим, останавливаются, отец тормошит сына за
руку, тот начинает вырываться, да куда там, не вырвешься. Потом Миклашевич снимает
одной рукой с кожуха ремень и начинает бить сына. Не дождавшись, пока уйдут с чужих
глаз. Павлик вырывается, плачет, детвора во дворе шумит, некоторые поворачиваются в
нашу сторону с упреком в глазах, чего-то ждут от своего учителя. И что ты думаешь? Мороз
вдруг срывается с веранды и, хромая, через двор – туда. «Стойте, – кричит, – прекратите
избиение!»
Миклашевич и впрямь остановился, перестал бить, сопит, зверем смотрит на учителя, а
тот подходит, вырывает Павлову руку из отцовской и говорит прерывающимся от волнения
голосом: «Вы у меня его не получите! Понятно?» Миклашевич, разъяренный, – к учителю,
но и Мороз, не глядя, что калека, тоже грудью вперед и готов в драку. Но тут уже мы
подоспели, разняли, не дали подраться.
Разнять-то разняли, а что дальше? Павлик убежал в школу, отец ругается и грозится, я
молчу. Милиционер ждет – он что, он исполнитель. Кое-как утихомирили обоих.
Миклашевич пошел на шоссе, а мы втроем остались – что делать? Тем более что Мороз сразу
же объявил с присущей ему категоричностью: такому отцу парня не отдам.
Вернулись с милиционером в район ни с чем, наказ прокурорский не выполнили.
Передали все дело на исполком, назначили комиссию, а отец тем временем подал в суд. Да,
было хлопот и неприятностей и ему и мне – хватило обоим. Но Мороз все-таки своего
добился: комиссия решила передать парня в детдом. Правда, с выполнением этого
соломонова решения Мороз не спешил и, наверное, правильно делал.
Тут еще надо вспомнить одно обстоятельство. Дело в том, что как я уже говорил,
школы создавались заново, почти всего не хватало. Каждый день в район приезжали из
деревень учителя, жаловались на условия, просили то парты, то доски, то дрова, то керосин,
то бумагу – и, уж конечно, учебники. Учебников не хватало, мало было библиотек. А читали
здорово, читали все: школьники, учителя, молодежь. Книги добывали где только было
возможно. Мороз, когда приезжал в местечко, наседал на меня чаще всего с одной просьбой:
дайте книг. Кое-что я, конечно, ему давал, но, понятно, немного. К тому же, признаться,
думал: школа маленькая, зачем ему там большая библиотека? Тогда он взялся добывать
книги сам.
Километрах в трех от райцентра, может, знаешь, есть село Княжево. Село как село,
ничего там княжеского нет, но когда-то неподалеку от него была панская усадьба – в войну
при немцах сгорела. А при поляках там жил какой-то богатый пан, после него осталась
всякая всячина и, понятно, библиотека. Я там был как-то, поглядел – казалось, ничего
подходящего. Книг много, новые и старые, но все на польском да на французском. Мороз
выпросил разрешение съездить туда, отобрать кое-что для школы.
И знаешь, ему повезло. Где-то на чердаке, кажется, откопал сундук с русскими
книгами, и среди всего не слишком стоящего – разных там годовых комплектов «Нивы»,
«Мира божьего», «Огонька» – оказалось полное собрание сочинений Толстого. Мне об этом
ничего не сказал, а в первый же выходной взял в Сельце фурманку, ученика того, переростка
– и в Княжево. Но дело было к весне, дорога раскисла, как на беду, снесло мост, близко к
усадьбе никак не подъехать. Тогда он начал носить книги через реку по льду. Все шло
хорошо, но в самом конце, уже в потемках, провалился у берега. Правда, ничего страшного
не случилось, но ноги промочил до колен, простудился и слег. Да слег основательно, на
месяц. Воспаление легких. Мне сказал об этом приезжий дядька из Сельца, и вот я ломаю
голову: как быть? Учитель болеет, школу хоть закрывай. Пани Ядя, помнится, тогда уже не
работала, выехала куда-то, замены ему никакой нет, ребятам раздолье. Знаю, надо бы
съездить, да времени нет – мотаюсь по району: открываем школы, организуем колхозы. И
все же как-то проездом завернул в ту аллейку. Дай, думаю, проведаю Мороза, как он там,