Page 11 - Обелиск

соответствуют нашим программам. Но вовсе не это главное. Главное, чтобы ребята теперь
поняли, что они люди, не быдло, не какие-то там вахлаки, какими паны привыкли считать их
отцов, а самые полноправные граждане. Как все. И они, и их учителя, и их родители, и все
руководители в районе – все равные в своей стране, ни перед кем не надо унижаться, надо
только учиться, постигать то самое главное, что приобщает людей к вершинам национальной
и общечеловеческой культуры». В этом он видел свою наипервейшую педагогическую
обязанность. И он делал из них не отличников учебы, не послушных зубрил, а прежде всего
людей. Сказать такое, конечно, легко, труднее это понять, а еще труднее – добиться. Такое в
программах и методиках не очень-то разработано, часы на это не предусмотрено. И Мороз
сказал, что достичь этого можно только личным примером в процессе взаимоотношений
учителя с учениками.
Наверно, мы все-таки плохо знаем и мало изучаем, чем было наше учительство для
народа на протяжении его истории. Духовенство – это известно, здесь еще есть более или
менее достоверная картина. Роль попа, ксендза на каждом историческом этапе прослежена. А
вот что такое сельское учительство в наших школах, что оно значило для нашего некогда
темного крестьянского края во времена царизма, Речи Посполитой, в войну, наконец, до и
после войны? Это сейчас спроси любого огольца, кем он станет, как вырастет, – скажет:
врачом, летчиком, а то и космонавтом. Да, теперь есть такая возможность. И в
действительности так бывает, до космонавта включительно. А прежде? Если рос, бывало,
смышленый парнишка, хорошо учился, что о нем говорили взрослые? Вырастет – учителем
будет. И это было высшей похвалой. Конечно, не всем достойным удавалось достигнуть
учительской судьбы, но к ней стремились. Это был предел жизненной мечты. И правильно.
И не потому, что почетно или легко. Или заработок хороший – не дай бог учительского
хлеба, да еще на деревне. Да в те давние времена. Нужда, бедность, чужие углы, деревенская
глушь и в конце – преждевременная могила от чахотки... И тем не менее, скажу тебе, не было
ничего более важного и нужного, чем та ежедневная, скромная, неприметная работа тысяч
безвестных сеятелей на этой духовной ниве. Я так думаю: в том, что мы сейчас есть как
нация и граждане, главная заслуга сельских учителей. Пусть, может, и я ошибаюсь, но так
считаю.
И тут, как это часто бывает, не обходится без своих энтузиастов. Мороз был именно
одним из тех, кто сделал для людей многое, подчас на свой страх и риск, невзирая на
трудности и неудачи. А неудач и разных конфликтов у него хватало.
Помню, как-то поехал в Сельцо инспектор из области – через день возвращается
разгневанный и возмущенный. Оказывается, очередной скандал. Не успел товарищ
инспектор войти в Габрусеву усадьбу, как в аллее его атаковали собаки. Одна черная, на трех
лапах, а вторая – злая такая, маленькая и вертлявая (полицаи потом в войну их постреляли).
Да. Ну, пока инспектор опомнился, собаки и располосовали ему штанину, Морозу, конечно,
пришлось извиняться, а пани Ядя зашивала пану инспектору брюки, пока тот сидел в пустом
классе в своих не слишком, наверно, свежих подштанниках. Оказывается, собаки были
школьные. Именно так. Не сельские, не откуда-то с хутора и даже не лично учителя, а
общие, школьные. Ребята где-то подобрали эту непотребщину, родители наказали утопить,
но перед тем в классе читали тургеневскую «Муму», а вот Алесь Иванович решил: поселить
щенков в школе и по очереди их досматривать. Так в Сельце завелись школьные собаки.
А потом появился школьный скворец. Осенью отстал от своей стаи, поймали его на
лугу, мокрого доходягу, и Мороз тоже поселил его в школе. Сначала летал по классу, а
потом смастерили клетку – больше для того, чтобы не съел кот. Ну, конечно, был там и кот,
жалкое такое создание слепое, ничего не видит, а только мяукает – есть просит.
Тем временем быстро темнело. Серая лента дороги, выгибаясь на пригорках, пропадала
в сумеречной дали. Горизонт вокруг тоже утонул в сумерках, вечерней дымкой покрылись
поля, а лес вдали казался тусклой глухой полосой. Небо над дорогой совсем померкло,
только закатный краешек его за нашими спинами еще сочился далеким отсветом зашедшего
солнца. Машины по шоссе шли с включенными фарами, но, как назло, все из города, нам