Page 24 - Обелиск
P. 24

Миклашевич рассказывал, что после того, как Мороз запретил трогать этого Каина, они
               посидели  малость,  да  и  взялись  за  свою  затею  втихомолку,  тайно  от  учителя.  Долго
               прикидывали, присматривались и наконец разработали такой план.
                     Я вроде говорил уже, что этот Каин жил на отцовском хуторе, через поле от Сельца.
               Почти  все  время  отирался  в  местечке,  но  иногда  приезжал  домой  –  попьянствовать  да
               позабавиться с девками. Один приезжал редко, больше с такими, как сам, изменниками, а то
               и с немецким начальством. Тогда в здешних местах было еще тихо. Это потом уже, с лета
               сорок  второго,  загремело,  и  немцы  не  очень-то  показывали  нос  в  села.  А  в  первую  зиму
               держали себя нахально, отчаянно, ничего не боялись. В ту пору случалось, что Каин и на
               ночь оставался в  хуторе,  переночует,  а  назавтра  утречком  катит  себе  в  район.  Верхом,  на
               санях, а то и на машине. Если с начальством. И вот ребята однажды подобрали момент.
                     Все  случилось  нежданно-негаданно,  как  следует  не  организовано.  Ребятишки  ведь
               неопытные. Да и откуда взяться опыту? Одна жажда мести.
                     Помню, была весна. С полей сошел снег, только в лесу да по рвам и ямам лежал еще
               грязными пятнами. В оврагах и на пашне было сыро и топко. Бежали ручьи, полные, мутные.
               Но  дороги  уже  подсыхали,  под  утро  порой  жал  небольшой  морозец.  Отряд  наш  малость
               увеличился,  набралось  человек  полета:  военные  и  местные  пополам.  Меня  поставили
               комиссаром.  То  был  рядовым,  а  то  вдруг  начальство,  забот  прибавилось  не  дай  бог.  Но
               молодой был, энергии хватало, старался, спал по четыре часа в сутки. В то  время мы уже
               знали, предвидели – весной загремит, а вот оружия было маловато, на всех не хватало. Где
               могли,  всюду  добывали,  выискивали  оружие.  Посылали  за  ним,  аж  за  сто  километров,  на
               государственную границу. Однажды кто-то сказал, будто на переправе через Щару прошлым
               летом  наши, отступая,  затопили  два грузовика  с  боеприпасами.  И  вот  Селезнев  загорелся,
               решил  вытащить.  Организовал  команду  в  пятнадцать  человек,  снарядил  пару  фурманок,
               руководить взялся сам – надоело сидеть в лагере. А меня оставил за главного. Первый раз
               оказался  над  всеми  начальником,  ночь  напролет  не  спал,  два  раза  посты  проверял  –  на
               просеке  и  дальний,  у  кладок.  Утром,  только задремал  в  землянке,  будят.  Еле  поднялся  со
               своего  хвойного  ложа,  гляжу.  Витюня,  наш  партизан,  долговязый  такой  саратовец,  что-то
               толкует, а я спросонья никак не могу понять, в чем дело. Наконец понял: часовые задержали
               чужого. «Кто такой?» – спрашиваю. Отвечает: «А черт его знает, вас спрашивает. Хромой
               какой-то».
                     Услышав  такое,  я,  признаться,  встревожился.  Сразу  почувствовал:  Мороз,  значит,
               что-то  стряслось.  Сперва  почему-то  подумал  о  селезневской  группе  –  показалось:  с  ней
               что-то недоброе, потому и прибежал Мороз. Но почему сам Мороз? Почему не прислал кого
               из  ребят?  Хотя  если  б  на  свежую  голову,  так  какое  отношение  имел  Мороз  к  группе
               командира? Она даже не в ту сторону и выехала.
                     Встал, натянул сапоги, говорю: «Ведите сюда». И точно: вводят Мороза. В кожушке,
               теплой  шапке,  но  на  ногах  туфли  чуть  не  на  босу  ногу  и  мокрые  до  колен  штаны.  Не
               соображу никак, что случилось, а что плохое, это уж точно чувствую:  весь взъерошенный
               вид Мороза красноречиво о том свидетельствует. Да и его неожиданное появление в лагере,
               где  он никогда  еще  не  был.  Шутка  ли,  километров  двенадцать отмахать  по  такой  дороге.
               Вернее, без всякой дороги.
                     Мороз постоял малость, присел на нары, посматривая на Витюню: мол, не лишний ли.
               Я делаю знак, парень закрывает дверь с той стороны, и Мороз говорит таким голосом, словно
               похоронил  родную  мамашу:  «Хлопцев  забрали».  Я  не  понял  сначала:  «Каких  хлопцев?»  –
               «Моих, –  говорит. –  Сегодня  ночью  схватили,  сам  едва  вырвался.  Один  полицай
               предупредил».
                     Признаться, тогда я ждал худшего. Я думал, что случилось что-то куда более страшное.
               А  то  –  хлопцев!  Ну  что  они  могли  сделать,  эти  его  хлопцы?  Может,  сказали  что?  Или
               обругали кого? Ну, дадут по десятку палок и отпустят. Такое уже бывало. В то время я еще
               не предвидел всего, что произойдет в связи с этим арестом морозовских хлопцев.
                     А Мороз немного успокоился, отдышался, закурил самосаду (раньше не курил вроде) и
   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29