Page 10 - Пастух и пастушка

севших плоских касок казавшиеся безголовыми, с криком, плачем бросались
во
тьму, следом за своими, словно малые дети гнались за мамкой.
По ним редко стреляли, и никто их не догонял.
Заполыхали в отдалении скирды соломы. Фейерверком выплескивалось в
небо
разноцветье ракет. И чьи-то жизни ломало, уродовало в отдалении. А здесь,
на
позиции взвода Костяева, все стихло. Убитых заносило снегом. На
догорающих
машинах эрэсовцев трещали и рвались патроны, гранаты; горячие
гильзы
высыпались из коптящих машин, дымились, шипели в снегу. Подбитый
танк
остывшей тушей темнел над траншеей, к нему тянулись, ползли раненые,
чтобы
укрыться от ветра и пуль. Незнакомая девушка с подвешенной на груди
санитарной сумкой делала перевязки. Шапку она обронила и рукавицы тоже,
дула
на коченеющие руки. Снегом запорошило коротко остриженные волосы
девушки.
Надо было проверять взвод, готовиться к отражению новой атаки, если
она
возникнет, налаживать связь.
Старшина успел уже закурить. Он присел на корточки - его любимая

расслабленная поза в минуту забвения и отдыха, смежив глаза, тянул
цигарку,
изредка, без интереса посматривал на тушу танка, темную, неподвижную,
и
снова прикрывал глаза, задремывал.
- Дай мне! - протянул руку Борис.
Старшина окурка взводному не дал, достал сначала рукавицы взводного
из-за пазухи, потом уж кисет, бумагу, не глядя сунул, и когда взводный
неумело скрутил сырую цигарку, прикурил, закашлялся, старшина
бодро
воскликнул:
- Ладно ты его! - и кивнул на танк.
Борис недоверчиво смотрел на усмиренную машину: такую громадину!
Такой
маленькой гранатой! Такой маленький человек! Слышал взводный еще
плохо. И во
рту у него была земля, на зубах хрустело, грязью забило горло. Он кашлял и
отплевывался. В голову ударяло, в глазах возникали радужные круги.
- Раненых...- Борис почистил в ухе.- Раненых собирать! Замерзнут.
- Давай,- отобрал у него цигарку Мохнаков, бросил ее в снег и притянул